Санникова Наталия Владимировна родилась в 1969. Закончила факультет искусствоведения и культурологии Уральского государственного университета. Публиковалась в журнале "Урал" и коллективных сборниках "Тагильская находка", "Чаша круговая" и др. Живет в городе Каменск-Уральском Свердловской области.

* * * (2003)
Узнаю по слезе лицо и по звуку речь,
потому что зимой детали ясней картины.
Больше того: уже по глаголу "лечь"
узнаю кровать, и по шелесту паутины
узнаю углы, из чего прозреваю дом.
Никакого порядка в его парадном,
как и, впрочем, на чердаках. Излом
сонных улиц дышит теплом на ладан -
топят плохо, хоть жги во дворах костры.
Городские жители, точно птицы,
пробегают, нахохлившись, сквозь дворы
в поисках, где бы остановиться.
Я останавливаюсь где-нибудь в трёх шагах
от дверного проёма, угаданного по сквозняку,
и проверяю память на первый страх
темноты. Всё, что всплывает в мозгу,-
несколько нот из песни, выученной давно,
так что не вспомнить слов (да и не надо);
так мне не страшно больше, когда темно,
с тех пор, как отличаю вино от яда.
Приходи на меня посмотреть, едва
отойдут морозы. Попробуй, какая прелесть:
превращать чужие вещи в свои слова
и говорить стихами, на что-то ещё надеясь.

* * * (2003)
Изгои долгого столетья, певцы и пасынки земли,
Иных уж нет на этом свете, иные в плаванье ушли.
Паяцы, мимы, извращенцы, отсрочен час последней лжи,
Пока на длинном полотенце не жизнь, а рукопись лежит.

Сорокалетним было легче: они платили по счетам
И стройно двигались навстречу непокоренным городам.
И города им покорились. Осталось небо. До него
Не дотянувшись, пели, пили - но жили! - все до одного.

И только вышедшие следом чуму познают и суму,
Дотянутся, сольются с небом, как принято, по одному.
А посему и лгать не страшно: шуты, воистину шуты.
И век чужой, и жизнь не ваша. Лишь мёрзлый запах высоты...

* * *
Е. С.

Встанешь в восемь в чужой квартире,
распечатаешь пачку, закуришь.
Замурлычет вода в сортире.
Щёлкнет лампочка в абажуре.

Первый снег выпадает мягко,
даже вкрадчиво, будто пошлость.
Во дворе завывает шавка.
Накренилась балконная плоскость.

Утро тащит свои заботы.
Поискать бы какого смысла...
Поздней осени пешеходы -
люди скрючены, точно числа.

Поискать бы... Какого чёрта?
Ни любви, ни огня, ни денег.
Днем, пожалуй, накормит кто-то,
ночью кто-нибудь да разденет.

То ли ветер, что нету дыма,
или дымно, что нету ветра,
то ли юность проходит мимо,
то ли сесть почитать газету.

Уходить или задержаться
на просиженном этом кресле?
Не печали же предаваться.
Не любви же искать. А если?

Может, выйти, качнув перила?
И окурок погас некстати.
Раньше как-то иначе было.
Это, видимо, показатель.

* * *
Я не то что схожу с ума, но устал за лето...
И. Б.

Я иду по своим годам
лёгкой походкой. Вечер
подбирается к городам,
от него откупиться нечем.

Люди спрашивают: "Кто любил?"
Я не помню - лишь отголоски.
Тихо-тихо: "А кто убил?"
Отвечаю: Иосиф Бродский.

Это только дневная грусть,
акварельная, как картина.
Я пьянею и тороплюсь -
это запах родного сына.

Я не то чтоб пишу стихи,
я писала б, когда умела.
Это то же, когда духи
пробираются в запах тела.

Я не то чтоб привыкла жить,
просто выхода нет иного.
Было б голову где сложить,
чтоб ни дня, ни огня, ни слова...

Но повсюду одна зима -
всё, что мне от тебя осталось.
Я не то что схожу с ума -
так, возлюбленный, показалось...

* * *
Я случайно в этом лесу. Льдинок битый хрусталь
осыпается с веток: вчера было солнце, сегодня - ветер.
Я звонила тебе два раза - не дозвонилась. Жаль.
С утра телефон был занят, вечером не ответил.
Сегодня ранью я видела, как догорела звезда,
имя которой случайно не удалось запомнить.
Утренний чай горчил, как трава-лебеда
или полынь? Не поняла, но вкус был очень знакомый.
Горло болит и жарко, точно затянута в тесный шарф.
Зачем я в лесу? Отчего мне так неспокойно?
Ветер играет снегом и льдом. У ветра была душа,
но однажды она ушла, чтобы жить в твоём телефоне.
Позвони мне, скажи, что любишь. Иного не говорят,
когда нельзя посмотреть в глаза и коснуться плеч.
Только меня нет дома! Дома чай, похожий на яд.
А я в лесу, где бездушный ветер. Об этом и речь.

* * *
Так долго говорили о любви,
что целый год не помнили о смерти.

Под Рождество случайный визави,
как пауза в предпраздничном концерте,
когда уже почти сошла с ума
от музыки, прекрасной без причины,
вдруг стихло. И ко мне пришла зима
с улыбкой незнакомого мужчины.
И алый жар моих вчерашних снов
поднялся до предсмертного озноба,
до хруста потрясения основ -
и в ужасе мы отвернулись оба.
Чего он испугался? Не меня
и не себя - того, что много выше.
Он тоже жил, по-своему любя,
и музыку какую-нибудь слышал.

Никто не знает, из каких обид
любовный сор пробьется в наши щели.
Но если с вами кто-то говорит,
молитесь, чтоб вы оба уцелели.

* * *
Мне легко дышать, просыпаться и мыть посуду,
мне интересно падать с шестнадцатого этажа,
но чего я не чувствовала и уже не буду,
так это настоящего куража.

Кофе - дрянной напиток, если не хочешь спать, но
на каждой возвышенности и в глубокой воде
обитают духи, зовущие нас обратно -  
к изначальному страху и первородной беде.

Поэтому я не вижу сквозь крестики улиц
ни твоего дома, ни твоего лица.
А те, кто всё-таки оглянулись,
стали в пыли камнями у стен дворца.

Оглянись! Я тоже пришла в движенье.
Но пока я - всего лишь маятник в утреннем сне.
Только падающий чувствует притяженье.
Может быть, это относится и ко мне?

Легче не знать. Интересней бродить по улицам,
двигаться в узких полотнах дорожных лент.
Любовь. (точка) ru. В подъезде опять целуются.
И. Бродский - изменник Родины, а вовсе не диссидент.

* * *
Может быть, это полночь, может быть, это в прошлом:
эхо гудка и поезд, тронувшийся чуть раньше,
раньше на полминуты, чем бесполезно и пошло
можно крикнуть: вернись! Так избегают фальши.
Воздух морозный прям, как провода, как рельсы.
Так выдувает душу в лёд или ветер в поле.
Пива и дыма вволю и Достоевский, "Бесы",-
можно читать всю ночь. Так избегают боли.

Можно коснуться дна, думая о вчерашнем,
мерно крошить стекло, выгнув на слом запястье.
Неровный проём окна дышит ночным и страшным.
Лечь с нелюбимым всласть. Так избегают страсти.

Так избегают жизни, не избегая смерти,
так избегают Бога, не прекращая бега.
Пьян гробовщик, но он точно снимает мерки.
Полночь. Пустой перрон. Комья чёрного снега.

* * *
А. В.

Да, просто жить, с балкона видеть двор,
детей на разноцветной карусели,
легко забыть случайный разговор,
вернуться в дом, курить в своей постели,
пить чай с лимоном, говорить слова,
искать любовь и находить привычку,
услышать ночью, как растёт трава,
а утром опоздать на электричку,
пойти на запад или на восток,
играть на деньги, выглядеть роскошно,
за год связать каких-то пару строк,
почувствовать себя бездомной кошкой,
не путать вожделенье и тоску -
так одиночество рядится в голос плоти,
попуткой из глуши лететь в Москву
и лечь на снег на первом повороте.