АНАТОЛИЙ ФОМИН
Фомин Анатолий Аркадьевич родился в 1960 в Свердловске, публиковался в журнале «Уральский следопыт», проживает в Екатеринбурге.
* * * (1984)
Арабские сказки, какие стоят времена!
Направо - пустыня, налево - просторное море.
Гуляют по белому свету царей имена,
плывут корабли, и купцы задыхаются в споре.
Вот каменный берег, но острова грубая плоть
окажется телом огромной невиданной рыбы.
Движенье её - в глубину, кораблям не уплыть
от чёрной волны, от смертельно стремительной глыбы.
Счастливый Синдбад, ты сжигаешь свои корабли
и снова плывёшь, и мизинцем рисуешь границу.
И дым от костра долетает с зелёной земли,
и дымом и ядом чужим овевает страницу.
Что лучше: в пустыне сгореть или в сумрачный склеп
попасть навсегда - и питаться просвирою мёртвых?
В протухшую воду крошить землю, плесень и хлеб
во имя шелков, кораблей и камней искромётных.
Наверно, ты снова вернёшься, Синдбат-мореход,
вернёшься по звёздам, сто лет потеряв за морями.
Торговля удачна: приход превышает расход.
Арабские сказки, летящие вместе с ветрами...
* * * (1986)
Белый свет когда-то станет чёрным,
близким, неминуемо-просторным,
не растает прошлогодний снег,
и трамвай, сверкающий, как гений,
пролетит, вдыхая белый гелий,
в дальний и заснеженный ночлег.
Всё, что не успел, тебе простится:
вкусный воздух, белая страница,
горьких слов просыпанная горсть...
Ближе к утру затихает смута,
чёрный чай уже заварен круто,
и уходит предпоследний гость.
* * * (1982)
Я куплю ей осенних цветов...
Ей земля широка, как и мне,
И ветрами продута.
Где найдёшь ты веселье и кров,
И в каком отразишься окне,
Уходя на минуту, -
Не узнаешь... Не надо и знать.
Будем жить и нещедрую медь
Будем тратить.
И, не зная, о чём горевать,
Попадёшь в непроглядную смерть -
За нездешнюю скатерть.
* * * (1984)
Эолова осень легка, высока...
Ты чувствуешь, друг мой, как жизнь хороша?
По чёрному небу плывут облака,
И ветер в деревьях шумит, как душа.
И несколько звёзд - над тобой, надо мной,
Над тёмным балконом и светлым окном,
Над жизнью последней и пылью земной -
Древней, чем тяжёлый и древний бином.
А завтра пойдут ледяные дожди,
И серая грязь зацветёт в небесах...
Останься сегодня со мной, не ходи
В прекрасную полночь в далёких дворах.
Представь, как, промокнув, простыв, не спеша
В приветливый дом, ты вздохнёшь о судьбе:
Ты чувствуешь, друг мой, как жизнь хороша?
И я ничего не отвечу тебе.
* * * (1984)
На карте огоньков пренебреги пунктиром
И тёмные пути не возвращай к нулю.
Туманный разум врёт, блестя похмельным пиром,
Не подари кулак стакану и рублю.
В каком кавардаке, в какой скрипичной вере
Ты белый свет найдёшь, как меж ладоней дым?
Да здравствует тоска! - она в бумажном сквере
Расставила слова, как мы не говорим.
Как говорит она, сжигая след бумажный,
Светясь, как ремесла фонарик водяной,
Где с пристальным огнём и дождь многоэтажный,
И строчка на уме, и шорох за спиной,
Где мокрая трава, где грамота мороки,
где холодок, изогнутый в горсти…
Где вяжут рот слова, где светятся дороги,
где близко темнота, откуда не уйти.
* * * (1982)
Ты уснула в тот миг, когда снег понесло.
Снег шатался и бил, и не видел стекло,
И на смутном стекле проступали кривые разводы,
И на веках твоих проступали плакучие сны,
И мерцали в закрытых глазах, уносясь от дыханья погоды.
Я приснился потом - когда сон, как песок,
Весь осыпался вниз, и прозрачный висок
Стал, как жизнь, дорогим и любимым всю жизнь и до гроба.
Я об этом бы плакал - да только заплакать не мог -
От нелепого счастья, от воли, тоски и озноба.
* * * (1986)
Этот сон, этот ад, эта белая боль умиранья,
Это тело пустое и мозг, раздвоивший себя,
Эта вязь сигарет, этот мрак, что ещё без названья,
Вырастают в тебе, и, как волны, шатают тебя.
Это где-то у горла растёт металлический кашель,
Между смертью и светом летит обратимый ответ -
Извивается страх, и под веками ливень погашен,
И не видно тебя через сто или тысячу лет
Это ветром потом назовётся, и словом, и белым лекарством -
Чтобы ты полюбил сквозняки и лелеял бы память углов,
Назовётся любовью, несчастьем, тебя осенившим богатством,
Назовётся бессмертьем - и горьких потребует слов.
* * * (1983)
Когда в сиреневой грозе,
Кривой и пухнущей от влаги,
Свет падает, как буква зет,
На длинном, на десятом шаге
Себя стирая, и вода,
Перекривив афишу, словно
Обратное, чужое слово,
Судьбу подскажет иногда -
Тогда мне некуда идти,
А сад клубится на пути -
Там сад растёт, врастая в воду,
Блистает белая вода,
Как орден, ввинченный в природу,
Как ртути жидкая звезда.
И я гляжу в глаза грозы -
И кривизна летящей жизни
Отражена в дождливой песне,
И сочиняет свой язык.
* * * (1985)
Как в слово вместить эту чёрную ночь,
Кривые ручьи, говорящие глухо и быстро,
Текущие в землю, растущие прямо из Леты,
И чёрный балкон, где футбол за спиной и огонь?
Наверно, поэтому проза богаче меня,
Особенно если вдохнуть закружившийся воздух,
Понять темноту и легкую ложь приподнять.
С тобой мы одни, правда, ты далеко, словно ты
Летишь в самолёте - а я на земле остановлен.
Зелёный и красный огонь, словно дух темноты,
Бежит от меня по антеннам, по трубам, по кровлям.
Так вот, мы одни, и рифмуется слово с твоим
Затаённым дыханьем - и снова царит телевизор,
И чёрный, как тополь, растёт и молчит третий Рим,
Заречный построенный Рим меж вокзалом и Визом.
И разве настолько уж важно - про что говорить,
Когда мы одни, я один - и секунд муравьиная слышная скорость?
О ком горевать и какое вино серебрить,
Пока остаётся дыханье...
* * * (1981)
Я. Потоцкому, автору книги
“Рукопись, найденная в Сарагосе”
Я прочту невпопад: незнакомая древняя повесть...
А по окнам и сценам шатается свет и тоска,
И звезда прогорит, и победу не празднует совесть,
И душа для добра невесёлого вечна узка.
Но старинная книга, быть может, меня не обманет,
И пронзительней свиста за мною стоят ковыли,
И звезда отгорит - и серебряной нотою станет,
И сыграет альтист голубую дорожку земли.
А любовь повторится, пройдёт и опять повторится...
Я уеду, приеду... Понятнее день ото дня
Сказка лёгкая в умных и пыльных страницах.
И захочется плакать о том, что ты любишь меня.
* * * (1981)
Ю.К.
Вот и снег понесло над водой, над трубящей погодой,
Может быть, нас с тобою когда-то вот так унесло -
в ледяную судьбу - не на жизнь, не на смерть - на полгода,
Может быть, никогда Одиссей не опустит весло.
Ты, мой друг,и не вспомнишь, каким сумасшедшим сонетом
Ты закончил себя или был от себя унесён,
Или жил просто так - сквозняком, Одиссеем, поэтом -
И баюкал в руках колокольчик любимых имён.
Чем отплатят тебе золочёные строчки, простые ремёсла? -
Может, лёгкой дорогой, весёлой и сытной водой…
Но однажды весной зацветут деревянные вёсла -
И, старательный странник, ты всё же вернёшься домой.
