2
         
сальников рыжий кондрашов дозморов бурашников дрожащих кадикова
казарин аргутина исаченко киселева колобянин никулина нохрин
решетов санников туренко ягодинцева застырец тягунов ильенков

АНТОЛОГИЯ

СОВРЕМЕННОЙ УРАЛЬСКОЙ ПОЭЗИИ
 
1 ТОМ (1972-1996 гг)
    ИЗДАТЕЛЬСТВО «Фонд ГАЛЕРЕЯ»    
  ЧЕЛЯБИНСК, 1996 г.  
     
   
   
         
   
   
 

ВИТАЛИНА ТХОРЖЕВСКАЯ

Тхоржевская Виталина Витальевна родилась в 1971 в Свердловске, публиковалась в самиздате и журнале «Урал», автор двух книг: «Птичья память» (изд. «Старт», 1991) и «Путешествие в обратную сторону» (Самара, 1994), проживает в Екатеринбурге.

* * * (1990)
Летучих птиц на свете больше нет,
И деморализованы подранки.
Когда-нибудь, шатаясь после пьянки,
Мы в белых тапочках пойдём за Богом вслед.

И закадычное ухватим за кадык.
Судьбу до дна повыблевав стихами,
Я ухвачусь обеими руками -
И молча вырву грешный мой язык.

* * * (1990)
напрасная вода по капле канет
в порожний омут между берегов.
на леске опрокинувшейся тянут
меня на дно рыбак и рыболов.

тяжёлое нахлынувшее небо
ногой на горло встанет, а потом
дрожащей ряской медленно затянет
дырявую, глядящую вверх дном

а днём спустя опустимся на дно,
как водоросли, протягивая руки,
мы прорастём дыханьем и огнём,
мы вырвемся движением и звуком.

я вижу взгляд из омута. со сна
не различу значения и знака,
пока иглой зелёная сосна
кроит мне деревянную рубаху.

ПОЛИТЕХНИЧЕСКИЙ РОМАНС (1993)

На площади гвоздями фонарей
Прибит трамвай. В вагонах погорельцы
За упокой диванов и дверей
Перебирают каменные пальцы.

Я не в долгу у Родины моей.
Но, кажется, уже не отогреться.
Прости меня - и всё-таки убей! -
Мы все сгорим в костре иллюминаций.

Иди не в масть! - Я всё приму, как месть,
Как должную судьбу во тьме трамвая.
Прости меня - и всё-таки повесь,
Поправив чёлку чётного конвоя.

И в сизый снег, в пустые фонари
Ещё один трамвай войдёт, зевая -
Я всё прощу - и всё-таки умри,
Разбив судьбу о поле ветровое!

* * * (1990)
Мой нежный Гамлет! Мой пустейший друг!
Четыре года, опустившись в Землю,
Я вас ловлю то веткою, то стеблем -
Прозрачным, но изогнутым, как крюк.

Я - рыболов из мира отражений.
Ты - ускользаешь - тихий и пустой.
Ты приглашён на Праздник под водой,
Но эта легковесность отношений

Мне тягостна, мой мнимый, лёгкий друг.
Я тяжела водой и голосами,
Стихом, грехом, Землёй и Небесами,
Кругами, исходящими вокруг.

Но я ловлю тебя, мой бедный друг.
Твой ветхий разум прячется в суму.
Ты видишь, сколько ласковейших рук
Я протянула к горлу твоему:

Стянула Землю рельсами, шутя,
Расставила заставы на пути -
Так, в колыбели умертвив дитя,
мать тихо скрестит руки на груди.

Вот так и я - устало отниму
Деревья, травы, реки и дожди.
Пустейший Гамлет - милый! - никому
Тебя не вырвать из моей груди.

ОТКРОВЕНИЕ БЕДНОГО ЙОРИКА (1991)
(отрывок)

Мой двойник колотился о двери метро.
Поезд тихо скользнул между пальцев пустых.
Он покорно затих, как убитый матрос -
Мой вчерашний двойник, оставляя ряды
Тех, кто вены пытал (на контроле - пузырь),
Тех, кто денег искал (век сидел без шести),
Мой вчерашний двойник - сумасшедший и вор,
Тот, что смерти просил (успевали войти).

Гамлет вену искал, а попал в короля.
Улыбалась петля - да и та невсерьёз.
Гамлет смерти желал - получил, что хотел,
И на кончик иглы напоролся до слёз.
И по рельсам метро не сбежать от судьбы.
И по шпалам могил не догнать мертвецов.
Он учил меня жить, не желавшую быть.
Бедный Йорик навеки оскалил лицо.
Гамлет Бога искал. Богу было в облом.
Гамлет свечку зажёг. Только пальцы обжёг.
Как летальный исход, затянулся ожёг.
А она по реке уплывала вверх дном.
За такие дела снова мать родила.
Этот маленький принц. Он умней и страшней.
Он бежит от судьбы, закусив удила.
Он бежит, под собою не чуя корней...

* * * (1990)
иду вдоль берега и каменная сыпь
необозрима говорят что сеял
здесь раньше камни одиссеев сын
не помню был ли сын у одиссея

он рассмеялся камешек поднял
и бросил в никуда должно быть в море
здесь телемах рассеянно сказал
что вон за тем холмом стояла троя

нас было трое впереди шагал
лохматый пёс мы с телемахом следом
брели по берегу он камешки искал
и называл названия и в этом

он понимал про каменную сыпь
рассказывал и вспоминал о трое
но был ли мальчик одисеев сын
он не сказал и многое другое

покрыто мраком и да будет мрак
чтоб не узнал никто как не открывши врат
сжечь город взять богатства и елену
и грызть канаты слушая сирены
машин в ночи спешащих на пожар

ЕЩЁ ОДНА МЕТАМОРФОЗА (1994)

На чуткой пашне всякое зерно
по имени по имени окликну
на голос обернуться суждено
как суждено от голоса погибнуть
Молчание - последнее звено -
из птичьей пасти выпало прорехой.
Так ночью в космос валится окно
осколками разбрызгивая эхо.
Я пил тебя, как горькое вино,
моя земля, мне будет ад похмельем.
Я жить хотел, как всякое зерно,
бредущее дорогой подземелий.
Но Бедный Йорик в белом кимоно
мерцал в ночи, сигналя сигаретой.
Снимая чёрно-белое кино,
я не смыкал глазницы до рассвета,
разглядывая смуглое лицо
и белые тревожные движенья.
Мне говорят: он был твоим отцом.
Он был твоим Отцом - и ждёт отмщенья.
Я пил тебя, как горькое вино, -
уйди, довольно жертвоприношений!
Тебя любить - и помнить об одном:
проклятия на свет скликают тени.
Тебя любить - и позабыть себя:
стать черепом, могильщиком, пустыней.
Ты - Бог-Отец, не помнящий родства.
Ты - Авраам, склонившийся над сыном.

Молчание. Так тихо. Тихо так.
И пепел пепел падает на плечи.
Не говори. Молчи. Ужасен всякий знак
и самый воздух человечьей речи.

ЛУНА И ГОЛУБИ (1995)

Пролепечи, проголубей
про синий мёд своих небес,
про перелёты голубей,
про сизых крыльев пустоцвет.

День в пышных фразах облаков
теряется и - был таков.
К нам ночь идёт без дураков.

Лунатиком по проводам
иди по пушкинским местам,
калеча песней тишину,
как «р» и «л» ведут войну,
как забривают звукам лоб
на бреющем полёте рыб:
пой о войне, когда ты - раб,
пой о любви, когда велик
твой перелёт через себя.
Мне нечем пособить тебе.
Я не сумею за тебя
о пустоте небесной спеть.

Здесь каждый за себя поёт.
Здесь каждый за себя молчит.
В глубоких обмороках снов
сама собой проходит жизнь.
(Здесь каждый сам себе - пилот.)

По жестковыйным проводам
судьба передаёт любовь
и удаляется от нас
по непогашенным зрачкам
полночных глаз.

НЭВАМОР! (1994-95)

В темноте блуждали взоры
от Москвы и до окраин -
словно руки по карманам -
не глядёж, а воровство!
Час назад с косой гримасой
в сорок первой ипостаси
мне явился дядя Вася,
возглашая Нэвамор.

Погружённая в нирвану.
спит страна с улыбкой странной -
то ли сонной, то ли пьяной -
словом, чёрт под Рождество!
Кругом прут мордасти-страсти
разной давности и масти...
- Дайте голос, дадя Вася!
Дядя Вася: Нэвамор!

Так-то-так. Вповалку дышим -
впереспалку-вперемешку.
Храп стоит во тьме кромешной.
Ночь горит. Контора пишет:
«Мир в порядке, Вашество!
Видим с птичьего полёта:
пал туман, под ним болото».
С подавляющей икотой
слышен отклик: Нэвамор!

В виде птичьего шпиона
через рай летит ворона
для наземной обороны
в ей снимается кино.
Прав был добрый дядя Ваня,
что топил тоску в стакане
и орал чертям по пьяне
по-англицки: Нэвамор!

Если верить ложным слухам
и процентщицам-старухам,
он - на почве бормотухи -
стал давно слегка «того».
То ли братом, то ли часом
он довёлся дяде Васе:
оттого у них согласье.
(Дяди /хором/: Нэвамор!)

Дядя Вася, дядя Ваня,
так ли нас судьба арканит?
так ли жизнь ещё обманет
иль иначе? - всё одно.
Слышь: за рамою оконной
глухо кашляет ворона,
донося по телефону:
.............. Нэвамор!

В виде свиста, в виде пляски
мчится тройка-свистопляска.
В виде братской, пьяной ласки
дайте, что ли, беломор.
Здесь течёт тоска из крана,
как бежит вода из раны:
здравствуй, пьяная нирвана -
непрерывный Нэвамор!

Мы ещё у Бога клянчим
и любви под сердцем нянчим
умирающую клячу,
как ребёнка своего;
говорим: душа-портянка-
-пьянка-бабочка-жестянка-
-мамка-манка- в сердце ранка -
Чёрный ворон Нэвамор.

ФАНТОМ-ПЕРЕБЕЖЧИК (1995)

За границу тепла и тела,
за границу дома и дыма
перебежчику ночью дождливой
просочиться необходимо:

через кожу страны, брюхатой
паровозом и пароходом,
апокалипсисом и матом,
самолётом и пешеходом;

миновать мосты колоколен
и соседнего злоязычья:
тёмной ночью в бескрайнем поле
красться вором - таков обычай.

Добрый случай подставит щёку
по-христьянски, как поп в запое,
будет Бог подсматривать в щёлку,
как рысцой мы бежим в ночное.

Всё - фантом, Фантом-перебежчик:
не путём бежим, не дорогой -
а по трещинам стылой речи
тощий сивка волочит ноги.

Человек летит или птица? -
зачураться всегда нелишне.
Ржавый крест. Впереди - граница.
Но Фантом не воротит дышло.
Сколько нас и куда нас гонят
Фантастической пляски ради?
Вьются тучи да ветер стонет,
крутит воздух седые пряди
на худые и злые пальцы
колоколен, грозящих небу
(и дрожат его постояльцы),
и летят облака налево.

Всё - фантом, Фантом-перебежчик:
гулкий воздух, равнина речи
и худые-кривые плечи
горизонта, где нет убежищ...

НАЧАЛО ОТСУТСТВИЯ (1995)

Я не скажу: остановись пространство! -
когда слегка продвинется стекло,
когда вода зажмёт в сапог испанский
моих ступней прозрачное тепло,
когда поднимет голову булыжник
и рыбьем телом дрогнет темнота,
когда луна уставится бесстыже
в мои - без век - разутые глаза,
когда без очертания и света
в мою нахлынут комнату предметы -
в ту комнату, где нет уже меня,
которой нет. Утраченные пальцы
пространство настигают - без меня.
(Я не скажу: остановись, пространство!)

МОРСКАЯ ПЕХОТА (1995)

Морская пехота идёт в наступленье на берег
ты знаешь потери но ты не считаешь потери
внутри твоих писем никто расстоянье не мерил
ведь ты не считашь пространство достойным доверья

Здесь круглые ночи твои треугольные письма
несут почтальоны как жёлтого дерева листья
как хочется плакать (мне хочется плакать и верить)
морская пехота идёт в наступленье на берег

У берега моря задумчиво трое незрячих
то вскроют конверты то снова под веки запрячут
их жёлтые лица их пальцы сплошные химеры
морская пехота идёт в наступленье на берег

и что же мне делать чтоб сны не приснились обратно
улыбка у моря пространство как мёртвая хватка
как мёртвая чайка кричит кто-то умер от горя
морская пехота идёт в наступленье на море

оскалив каменья иди и неси в сердцевине
морские растенья и раковин гнутые спины
тоску моряков занасённые илом конверты
морская пехота штурмует последние метры

солёной воды здесь воронкою скручено море
уходим туда где с тоскою и разумом в споре
ты пишешь не мне где мерцают прожжённые титры
морская пехота штурмует последние метры

* * * (1995)
Разлинованный как география катится шар
Умозрительный как математика тянется день
Положи человека в его бессловесный футляр
Словно сломанной скрипке печали звучать ему лень

Ему лень отвечать на скрипучий смычок-горизонт
Ему лень откликаться кузнечику в шаткой траве
Ему лень горевать о себе как Овидий Назон
Ему лень вспоминать кто кричал в предыдущей главе

Положи человека в его бессловесный футляр
На нейтральных полях белизны позабудь между строк
Пусть толпится над ним тишина в голубых тополях
Пусть молчат долгогривые ивы на грани миров

Долговязые вязы пусть смотрят меж пальцев без век
как закончится вечность над самой его головой
В бессловесной купели пусть дышит и спит человек
Пусть он будет спокоен как мёртвый
Но только - живой

 

 


ГЛАВНАЯ | 1 ТОМ | 2 ТОМ| 3 ТОМ | СОРОКОУСТ | ВСЯЧИНА| ВИДЕО
Copyright © Антология современной уральской поэзии