2
         
сальников рыжий кондрашов дозморов бурашников дрожащих кадикова
казарин аргутина исаченко киселева колобянин никулина нохрин
решетов санников туренко ягодинцева застырец тягунов ильенков

АНТОЛОГИЯ

СОВРЕМЕННОЙ УРАЛЬСКОЙ ПОЭЗИИ
 
3 ТОМ (2004-2011 гг.)
    ИЗДАТЕЛЬСТВО «Десять тысяч слов»  
  ЧЕЛЯБИНСК, 2011 г.  
     
   
   
         
   
   
 

МАРИНА ЧЕШЕВА

 

* * *
снег падает по вогнутой груди
не города но сломанного шара

зернистый ветер дует в позвонки
огромного солёного вокзала
где поезда ведут проводники

лежат на верхних полках двойники
шершавыми бормочут языками
и пассажиры мокрыми руками
детей своих несут за плавники

туда где рыбий голос именами
их обратит в течение реки

* * *
неслышный мой город созрела его скорлупа
из плоти и пыли и если страница легка

то ты её вспомнишь и будешь читать из горсти
прозрачного летнего утра где после шести

я так и стояла в ладонях стеклянной травы
и лопасти неба кружились внутри головы.

* * *
съедая воздух волосы офелий
вода идёт по выпуклым коленям
к своим ещё не выросшим рукам

трава насквозь в аквариумном парке
не видит женщин мёртвые с изнанки
они шагают строго по камням

не понимая: свет не разбинтован
так и сутулясь падает и снова
зевая наблюдает из реки

как в тёплых окнах города протяжно
я выдыхаю: Господи не важно
не уходи
сырая речь вода идёт комками
подвешенная к небу вверх ногами
по коже но как будто по ножу

деревья ходят рядом невозможно
в морщинах ветра слышится тревожно
не ухожу

вот так и стой переставляя звуки
вода вернётся в медленные руки
такое тут

что ангелы смертельные с изнанки
блуждая в перевёрнутом но парке
меня поймут

* * *
седьмая станция иврит
выходим боком
монокль в воздухе висит
незримым Блоком

ты говорящий за себя
считай умерших
внутри приподнятого дня
два сумасшедших

сидят и смотрят поезда
из пластилина
монокль выпал из тебя
считай – из глины

а Блок выходит между тем
он безутешен
седьмая станция – не всем
читай – умершим

* * *
невидимые волны сентября
где круглые деревья на тебя
глядят как бы влюблённо и легко
становится от неба в молоко
люби меня люби меня со слов
чернеющего моря островов
ладоней покрывающих песок
когда мы говорили сквозь висок

седеющего бога в облаках
с невидимой печалью на руках

* * *
диафрагма реки хромосомы воды над рекой
в этих каменных волнах дышать наблюдать за собой
как незримо она неподъёмно скользит в глубине
подбирая следы рыболовного ангела мне
мне не страшно я вижу как длительно ходит рассвет
над речными ладонями словно ладоней и нет...

* * *
пусть мёртвые играют в домино,
у дома моего пусть мёртвые играют,
они меня не помнят и не знают,
а я их знаю всех до одного...
по двое на качелях, на траве,
на ветках, на твоей виолончели,
они поют как будто в самом деле,
их слышат все, им радуются все...
вот Оленька гуляет под окном,
считая, пересчитывая лужи,
но мама не зовёт её на ужин,
и Оленьке как будто всё равно,
ведь дядя Коля обещал послушать
её стихотворение про снег,
вот он идёт к ней, ласковый, ненужный
в заупокойном дыме сигарет...
и я бы рада их не знать в ответ...
Но маленький Максим читает книжку
Но Анечка в песочнице молчит...
Но ржавые от вечности ключи
перебирает рыженький мальчишка...

* * *
смыкая губы в тонкую дугу
пока дремали глиняные боги
я прогибала радиоволну
в тугие и бессмысленные строки
слетаясь над антенной тишины
толкаясь и дразнясь на три-четыре
из горла голубиной глубины
со мною говорили, говорили,
две с половиной жизни подарили
и обе тянут к илистому дну...
так вот, что, дорогие, мы – в эфире,
не оставляйте здесь меня одну.

* * *
той говорить что свет несёт
как плёнку на лице
как белые часы у края чёлки
и на её лице мы лепим снег
что продолжительно живёт и счастлив
в своей объёмной клетке не грудной
в своей объёмной яблочной тарелке
на край воды сдвигая водоём
* * *
оттого ли сечением золотым
развернулся звенящий и зимний день
что привиделся мне земляничный дым
не прошедшей памяти о тебе

или руки сложены как в полёт
камыши шумят открывают рот
их зелёный хохот пчелиный снег
говорит из небесных сот:

ты стоишь почти состоишь из слёз
и бурятский ветер твоих волос
для него как имя как звук воды
поднимающийся до звёзд

* * *
над городом протяжная вода
не льётся потому что провода
и воробьи слетаются на хлеб
поющий из руки как человек

который опоздал и на вокзал
ты знаешь я тебе не рассказал:
до лета мне уже не дорасти
сухие лица осени прости

* * *
коренные зубы словно мысли
у деревьев смотрят в небеса
где твоих волос чернеют листья
на ладонях белого песка

где туман спускаясь по ступеням
мне прощает легкие следы
у растений под глазами тени
одиноко ходят у воды

и в моих садах слепые люди
собирают ягоды с ресниц
их корзины из телесной ртути
плачут в лапах птичьих колесниц

но и птицы в глинозёмном страхе
светят в небо белым молоком
где в утробе смерти из бумаги
над зелёным сломанным дождём

лишь пружинка мухи поскакала
улыбаясь в солнечном окне
и внутри пшеничного вокзала
камыши молчат наедине

* * *
длинных подсолнухов листья как лица
так улыбаясь звенят над младенцем
ты повторяясь паденьем ресницы
вдруг остановишься озером сердцем
или вода улыбаясь в коленях
нежно глядит словно Бог или больше
если в траве прорастают ступени
из деревянной сверкающей кожи
что ты такое что просишь пощады
в золоте птиц укрываясь от ветра
тихие тихие улицы рядом
как несмышлёные дети при этом
нас окружают и водят за руки
нас окружают и водят за небом

* * *
слушай мокрый гул внутри у птицы
пойманной смертями медных солнц
на рассвете тополь многолицый
оттепель озимую принёс
и охотник в шапке воробьиной
долго щурит травянистый глаз
дозревая в глине кинофильма
про тебя и нас

каменные рёбра снегопада
держат наши лица на весу
и сквозь воздух липкий словно вата
ветер гонит мёртвую лису
облетая лентами тревоги
ты стоишь как вырубленный сад
холодеют у деревьев ноги
пятками назад

* * *
впалое облако полные руки слёз
дети идут вдоль лодки плывущей в тень

старый рыбак поймает тебя за нос
словно леща прозрачного в белый день

будет тебя качать на больной руке
тихой улыбки не расплескав листвы

лес прислонившись к той навесной реке
нас наблюдает с воздуха где мосты

в мокрое поле выйдешь не видя их
где рассыпались люди у лиц моих

* * *
обнимая озера светлое тело
так внимательно видеть тебя налево

где у лёгкого берега той реки
ты стоишь ладонью касаясь неба

голубей его дней золотистых и

ничего что страшно понять пустое
у тебя молчащего сквозь стихи

* * *
медея входит в воду и воды холодеют
и голоса грубеют проваливаясь в воду
медея водит воду рука её горбата
живот её обернут дрожащими камнями
живот её огромный округлый переспелый
заполнен шевеленьем травою и тенями
и рыбьими глазами продавливая воду
медея выдыхает слепыми сыновьями
* * *
мари мари спускайся на обед
соседи спят обиды позабыты
и мы отмыты сварены накрыты
мари мари спускайся на обед

мари мари спускайся в тишине
не нарушая до-мажорной гаммы
там у стола толпятся только анны
мари мари спускайся в тишине

мари мари пусть анны до утра
листают журавлиные страницы
горят от невесомости синицы
мари мари я встречу у костра

мари мари спускайся по земле
не перепрыгнув ни одну ступеньку
иди ко мне не бойся помаленьку
мари мари спускайся по земле

* * *
мышиный дом – скрестись по всем углам
невидимой рукой скрестись и слушать
как город останавливает ужас
шагающий по слову по слогам
под звук воды
я выключаю кран
заставив стол локтями не пришедших
гостей моих любимых сумасшедших
мышиный дом нагнулся и упал
держи меня я весел я устал

* * *
открывали наугад
небо две страницы
а на третьей бог стоял
на руках синицы
он клевал холодный чай
прямо из больницы

* * *
вылавливая фонари
из тополиного потопа
кустом вишнёвым Пенелопа
плыла по дну пустой реки

распухший берег изнутри
шипел и пенился и плакал
Гомер спешил в свою палату
с молитвословом на груди

а я спускала корабли
в ладони медсестёр и братьев
и нерассказанное платье
стекало с неба до земли

мне больше некуда идти
блуждаю водянистым светом
на том меня не ждут на этом
молчат мои поводыри

 

 

ЧЕШЕВА Марина Сергеевна родилась в 1985 г. в городе Ревда Свердловской области. Выпускница Уральского государственного университета им. Горького. Печаталась в журналах «Урал», «День и ночь», «Крещатик», «Волга XXI век», «Дети Ра», поэтической антологии «11:33», сетевых изданиях. Участник литературного семинара Андрея Санникова. Работает в Екатеринбурге. Живёт в Ревде.


Сергей Сумин (Тольятти) о стихах М.Чешевой:

У города Ревда женское лицо. Теперь я знаю это точно, хотя никогда там не был. Облик города ведь не есть нечто изначальное – лицо и само выражение лица достаётся городу от его жителей. Челябинск для меня – тёмен и неулыбчив, Уфа – неприметна и старомодна, Казань – надменна и вычурна. Ревда для меня теперь – загадочный город, в котором пишет удивительный автор – Марина Чешева. Автора этого в городе, может быть, и не знают, но от этого ничего не меняется – поэт пишет за всех своих земляков, за всех «тревожных жителей земли».
Что же это за стихи? Попробую описать. Мир в поэзии Чешевой дрожит, переливается, мерцает. Он не ирреален, но и конкретных признаков почти не имеет. Это мир, как бы увиденный во сне. Что ж, возможно, стихи ведь те же сны, только дневные. И деревья, и вокзал, и река – все это увидено странным, сонным взглядом. У поэта я заметил постоянное присутствие волнового зрения, изгиба, слов «вогнутый», «впалое», «шар», «радиоволна». Взгляд как бы делает полукруг перед предметами и явлениями. Это искривление порождает наш мир или мир подобен волне изначально? Неизвестно. Ясно только, что смотреть иначе на бытие не получается. Прямой взгляд вообще недопустим и в искусстве, и в жизни. Ведь наше обыденное зрение лжёт нам. Оно говорит – ну это дом, это улица, обыкновенная провинция, скукотища. Чтобы увидеть свой родной город по-настоящему, нужно совпасть с дрожанием земли, гулом воды, шумом машин, нужно начать мерцать вместе с миром, совпасть своим глубинным зрением с праосновой бытия.
В этом мире, близком сну, происходят фантастические вещи – деревья влюблены, мёртвые играют в домино, а туман спускается по ступеням. Не будем упоминать о метаметафористах, хотя без них, наверное, не обошлось, особенно без Виталия Кальпиди, также живущего на Урале. Примеры многочисленны, но меня взволновал текст, в котором «сквозь воздух липкий словно вата» бежит и бежит мёртвая лиса.
Это врастание смерти в жизнь, яви в сон, света в тень происходит постоянно. Вообще, нужно сказать, что смертельная тема у Чешевой не саднит постоянной мукой. Смерть – всего-то лишь железнодорожная станция, до которой нам обязательно надо доехать, чтобы увидеть всё и сразу. Странный, медленный, перевёрнутый мир дрожит перед глазами читателя, мерцает как звезда, готовый тут же, внезапно обернуться чем угодно – другой жизнью, степным простором, смертельной остановкой. Переход совершается мгновенно, казалось бы, вот жизнь, стоит рядом, понятна и узнаваема, а через мгновение – вокруг тьма кроличьей норы. Однако повторюсь – тревоги в этих стихах нет, и лишь по началу мир Чешевой видится скоплением памяти и боли. Мёртвые дети играют в непосредственной близости от нас, они наши соседи по реальности, но в этом нет ужаса. Несмотря на довольно жёсткую тематику текстов, основное впечатление от них – небесная лёгкость. Да, в жизни есть и боль, и страдание, и смерть, но мир все-таки прекрасен в своих проявлениях, открыт внимательному взгляду. Я не скажу, что мир этой поэзии гармоничен – нет, он сложен и в нём возможно всякое. Меня восхищает особая атмосфера стихов поэта, полуявь-полусон, она не отпускает, заставляет вновь и вновь возвращаться.
И всё-таки, куда ведут эти стихи? Я не знаю, и могу лишь смутно догадываться о скрытых в них смыслах и направлениях. Интересно, что невозможность объяснить что-то вовсе не отменяет в нас наслаждения от созерцания чудесных вещей. В стихах молодого поэта, безусловно, есть многое, только расшифровка образов и метафор была бы чересчур утомительна и почти не приблизила бы нас к разгадке словесного чуда. То, что чудо присутствует у Чешевой – на мой взгляд, несомненно. Свежесть восприятия мира, казалось бы, необходимое условие для творчества, всё-таки поражает. Поэт-ребенок играет определениями по праву первоживущего, дающего вещам сокровенные имена. Таких интересных и ярких эпитетов я давненько не встречал в современной поэзии.
Не знаю, течёт ли в Ревде река, но вода в стихах Марины Чешевой присутствует постоянно. Мир поэзии уральского поэта можно представить и так – в нём всё происходит в воде. Когда ты открываешь глаза в воде, предметы живут также интенсивно, но все-таки как-то по-иному. Воды в текстах много, но она не мешает – стихии бытия неизбежно проникают в текст – кому воздух, кому огонь, кому – вода! Вода – это ведь и обновление, очищение, и из стихов Чешевой выходишь действительно обновлённым, усвоившим странный опыт, получившим в подарок удивительный мир.


ГЛАВНАЯ | 1 ТОМ | 2 ТОМ| 3 ТОМ | СОРОКОУСТ | ВСЯЧИНА| ВИДЕО
Copyright © Антология современной уральской поэзии

 

 

 

 

 

 

 

ыков