2
         
сальников рыжий кондрашов дозморов бурашников дрожащих кадикова
казарин аргутина исаченко киселева колобянин никулина нохрин
решетов санников туренко ягодинцева застырец тягунов ильенков

АНТОЛОГИЯ

СОВРЕМЕННОЙ УРАЛЬСКОЙ ПОЭЗИИ
 
3 ТОМ (2004-2011 гг.)
    ИЗДАТЕЛЬСТВО «Десять тысяч слов»  
  ЧЕЛЯБИНСК, 2011 г.  
     
   
   
         
   
   
 

АНДРЕЙ ЧЕРКАСОВ

 

ВОДОВОЗ (2007)
А. Петрушкину

водка наперекор – водовоз седьмой
в бочке последней вертит тебя домой
матушка ставит вниз кажущийся пирог
на номерной воде ты по пути продрог
на киселе в медном тазу плывешь
через урал мордой об стол под нож

ГРАЖДАНСКАЯ ВОЙНА (2006)

опознав себя как пере-говорный пункт
добрый барин инвертирует русский бунт –
партизан теперь называется проститут
и в глазах его гортензии не растут
как растут в горшках у барыни на окне
генерируя грёзы о гражданской войне
про неё про народность и про инцест
добрый барин в Париже напишет текст
а пока крепостные катают жгут
барин с барыней придыхая ждут
когда партизаны на дне Руси
взорвут магистраль Транссиб

* * * (2007)
старушки на остановках
(у каждой во рту – дождь)
спрашивают: далеко ли троллейбус
а дождь остаётся там
звучит в форме буквы ш или ж
делаешь шаг
спотыкаешься и лежишь
думаешь: ж или ш
и асфальт уже гладит
по тем и другим местам

* * * (2007)
дело в том что меня там нет
подброшенный мяч дождь превращает в звук
пустая резина падает мимо рук
спортивный воздух в горизонтальной летит волне
устаёт ложится в красный песок
тяжело носить муми-дол в локте
когда катится к сердцу придумывать имена костям
шептать я не выдам тебя властям
даже если полезут ондатры и муравьеды из этих стен
лучше я тебя съем

с утра утро дойдёт до лба
залепляя глаза и рот превращая лицо в лес
здесь не бывает никаких мест
вокруг кровати по часовой гуляет изнанка льва
и молчащий мяч тупо глядит окрест

* * * (2007)
я без тебя брился
до сих пор не понимаю
как без тебя бриться

редко
не находя лица

ПЕСНИ ПАРТИЗАН (2007)

1
промежнациональный терроризм
определённый угол
кислит малинный леденец
в обкусанной щеке
куда лететь куда лететь
пусть нам подскажет google
и пропоёт седой чапай
плывя в урал-реке

2
едем бомбить бомбей и копать Бродвей
пока брадобрей не добрался лезвием до бровей
пока пуля горячая спит у тебя в бедре
и шапка на затылке и ленин в ноябре

будем ходить туда где обкусанным муравьём
можно пугать ненаписанное зверьё
и смотреть в глаза сквозь дыру во лбу
вилами размешивая толпу
практикующую кавай и у-вэй
пока разбойник не соловей
пока брадобрей в ребро
и пуле в бедре тепло

3
некуда отступать
впереди Москва
и такая моя голова

наступать некуда
москва позади
и гранитный камушек в груди

ДАЛЬ (2008)

живые составители словарей
боятся открывать рот
боятся играть в слова
у каждого пластиковая литера в рукаве
молчание за щекой
смутная догадка о том
что в слове «rechargeable»
корень «речь»
а в стенных розетках зима
служит помощником прокурора
в звании чапаева
в области ульянова
+ бесформенный конь сколько хватает глаз

ср. вор. кур.
ляшина, ляда, лядина
пустошь, заросль, покинутая и заросшая лесом земля

ненужное спрятать
нужное подчеркнуть

ВОЗМОЖНОСТЬ СЦЕНАРИЯ (2007)

А. Сен-Сенькову
1
форма собаки
размером с ладонь
получает шанс
стать вафельным стаканчиком
с шоколадным мороженым

2
камера оператора
рекламных роликов
вращается вокруг лотка
настолько быстро
что лающий
агрессивный пломбир
ускользает из понимания
и остаётся
незамеченным

3
покупатель останавливается
задумавшись
почему на месте кончика
его языка
вкус крови
какао
и одной а может быть
даже нескольких
живых собак

Из цикла «Мостовая. История для нескольких чужих голосов» (2008)

|выступает конферансье|

у мальчика лирический кунжут
у девочки резиновая сдоба
над ними родина как бы любовь до гроба
неназванное – позже назовут

у девочки на мальчика досье
и объяснительная теплится записка
(«передвигаясь в кукольной Москве
связной с енотьим мехом в голове
густым лицом заснул у обелиска»)

у мальчика резиновый пароль
у девочки лирический герой
сегодня в первый раз кричит под партизаном
и мальчик попрощался с детским садом
забыл и побежал

|мальчик говорит|

надо бы жить в тепле
вылепить и расставить
по плоскости маленьких королей
говорить каждому о своём

каждое утро и вечер – в душ
зубная щетка и прочее под рукой
ангелокрылая половая тряпка
посуда подушка бежать дружить

проветривать комнаты каждый день
стремление к ёжикам и дождю
нужную музыку несколько раз подряд
кажется в самый раз
то самое
самое то

|девочка говорит голосом мужчины в очках|

слышишь, божий молоток
у меня остался всего глоток
ни снаряд не помогает огневой
ни чего уж там
ни давай-давай

не смотри что герой кричит
разломай меня на небесные калачи
чтобы я не бросилась с каланчи
или если бросилась – то обратно
мальчик мой не берёт меня
у него в ладони горит херня
а меня пугает вроде чёрная простыня
приглядишься – какие-то пятна
молоточек, давай еbашь
пока я не уехала в Карабаш
глотать марсианскую взвесь
чего ты ждёшь?
ничего уж здесь

* * * (2010)
Лист оцинкованный стальной,
Лист оцинкованный рифлёный,
Летим со мной
Над всей страной –
Туда, где луг зелёный.

Сквозными дворами скользят они
от стены к стене,
останавливаются на свалках,
спрятанных от осеннего света,
роются в мусоре,
находят стальные листы,
шумно складывают из них
журавлей
с распростёртыми
крыльями.

Сгибаясь под тяжестью,
пробираются за город.
С возвышений взлетают.
Звенят на ветру
голоса.

И на север летят,
и к закату
у подножья горы
опускаются
медленным клином.

Там скамьи стоят
и накрыты столы.
Там хозяин их ждёт,
листая железную книгу.

* * * (2010)
Кухонный путешественник
просыпается в луковой шелухе,
в хлебном прахе, в крупе, в трухе,
в сухих завтраках,
в сухом-сухом молоке.

И уходит полем –
полотенцем в простых цветах,
уплывает, как в сказке,
по раковине-реке.

ПРИМЕРНО ПЯТНАДЦАТЬ ЛЕТ (2009)

1
белые буквы шелковицы
тёмная комната ежевики
детская крымская память
все эти тяжёлые камешки
неласковые эти блики
негасимый пламень ясности
до боли сгущённый жар
весь расставлен кругом
среди добрых рыбаков и камней

мы уходим от них
шестилетние и босые
с целлофановыми пакетами
полными морской воды
и красивых рыб

2
ягода памяти, ненужная вещь,
монетка, зачем-то поднятая со дна.
я разжимаю руку, и рыба взлетает в свет,
после, через секунду – ещё одна

* * * (2010)
Единственный сын
сельского распорядителя
пытается рассмотреть,
верно ли выстроены
столовые приборы,
рассыпанные по карте, –
там, у самого горизонта.

Не верно
или
не разглядеть –
звенит
колокольчик в руках отца:
сын уходит, идёт.

Высохшие колодцы
по сторонам
полнятся шумом и пением.

Через час или два
он уже здесь,
у самого горизонта,
носит ножи и вилки,
супницы и салфетки,
половники и щипцы,
тускло светящиеся в лучах.

Последняя чайная ложка
стынет сторожем у просёлка,
предметы смыкают строй,
дула колодцев
выстреливают
сотнями птиц.

Всё сделано.
Пора выступать.

 

 

Черкасов Андрей Дмитриевич родился в 1987 г. в Челябинске. Региональный куратор портала «Новая литературная карта России» по Челябинску и Челябинской области. Публиковался в журналах «Урал», «Воздух». Вошёл в шорт-лист премии «ЛитератуРРентген» в Главной номинации (Екатеринбург, 2007), финалист премии «ЛитератуРРентген» в Главной номинации (2008, 2009). Лонг-лист премии «Дебют» в номинации «Поэзия» (2008, 2009). С 2007 г. живёт в Москве.





Кирилл Корчагин (Москва) о стихах А.Черкасова:

Поэтика Андрея Черкасова неоднородна и распадается на несколько (довольно кратких) периодов, в каждом из которых предпочитается свой язык и своя стихотворная техника. Стихотворения, распределенные по этим периодам, не объединяются автором в циклы или другие единства (вроде книг) и поэтому определить значимость каждой из выбираемых поэтических манер довольно сложно. Отчасти переход от одной манере к другой можно связывать с последовательным устранением «уральского акцента», происходящим параллельно со сменой географических доминант: уже несколько лет Черкасов живет в Москве и пользуется в столичных литературных кругах относительной известностью, по крайней мере, в качестве молодого куратора. Тем не менее, кроме бросающихся в глаза различий, стихотворения Черкасова обладают и определённой общностью, позволяющей узнавать в них творения одного автора – причем общность эта имеет ни много ни мало онтологическую природу.
Самые ранние из известных автору этих строк текстов Черкасова (2006–2007 гг.) демонстрируют тот своеобразный извод, условно говоря, поставангарда, который непосредственно испытывает влияние обэриутов (может быть, опосредованное) и так называемого «сибирского панка» (что прослеживается хотя бы на уровне поэтического словаря). Этот «комбинированный» поэтический язык выступает как своего рода lingua franca и для других челябинских поэтов «младшего» и «среднего» поколений, тяготея при этом к подчеркнуто неаккуратному автоматизированному и почти примитивистскому письму. В «среднем» поколении на сходных основаниях строил свою поэтику Александр Петрушкин, в «младшем» – Дмитрий Машарыгин (в дальнейшем развивающий именно «примитивистскую» составляющую).
На фоне этого общего поэтического языка заметны и персональные влияния: например, Егора Летова в обнаженных до архаической парадоксальности зарисовках (стихотворения «старушки на остановках…» или «я без тебя брился…») или Андрея Сен-Сенькова в отрывочной криптопанораме стихотворения «Возможность сценария». Именно на примере последнего текста можно увидеть, по какому пути пошло развитие поэтики Черкасова в текстах «второго» периода (2008–2009 гг.). И если задачу Сен-Сенькова можно понимать как максимальное преображение вещей внешнего мира – настолько всепоглощающее, что реальность изменяется непоправимо, – то задача Черкасова оказывается существенно иной и связанной с творчеством старшего поэта исключительно интонационно (в ветвящихся периодах, заполняющих все стихотворение целиком). Эта задача, если пытаться описать ее несколько импрессионистически, в том, чтобы изъять из мира привычных отношений некоторые интересующие поэта (и, как правило, бытовые) предметы и рассмотреть их изолированно, предполагая, что они вовсе не такие, какими привык их видеть рутинный взгляд. Важно, что такое всматривание нужно поэту не для того, чтобы увидеть в предмете нечто новое (как в случае Сен-Сенькова), а наоборот – чтобы обнажить его внутреннюю пустоту, которая не убывает от пристального всматривания, а, напротив, нарастает, т.к. предмет сам по себе оказывается десемиотизированной формой, вместилищем пустоты и не более того. Именно эту пустотность сущего можно считать ключевым параметром Черкасовской онтологии. Использование этой оптики наиболее заметно в стихотворении «Всё в порядке» и ряде других текстов, не вошедших в приводимую здесь подборку; из представленных же на этих страницах – в первой части текста «Примерно пятнадцать лет».
Наконец, последние стихи Андрея Черкасова (2010–2011 гг.) практически лишены традиционно связываемых с уральской поэзией формальных приемов, сохраняя при этом определяющее мир этих текстов «пустотное» всматривание. При этом несколько меняется и система координат, что проявляется, прежде всего, в тяготении к сюрреализму с его галлюциногенной нарративностью. Конечно, сюрреализм не сложился в русской поэзии как самостоятельное направление, но в отдельные авторы – такие, как Борис Поплавский периода «Автоматических стихов» или Леонид Шваб (и встающий за его текстами Бруно Шульц), наиболее последовательно развивающий эту оптику в наше время, вполне могут рассматриваться как параллели к нынешним стихам Черкасова. В этих стихах на передний план выступает предельно обобщенный и словно бы полускрытый в тумане пейзаж, на фоне которого действуют такого же рода обобщенные персонажи, погруженные в некоторую смутную рутину, прагматика которой скрыта от читателя. Естественно, что в этой скрытости заметна характерная для поэта привязанность к пустоте: теперь она обнаруживается не в динамичных объектах – следовательно, внутреннему опустошению подвластна уже не форма предмета, а само его бытие в мире. Оно словно «забалтывается» в бесконечной рутинности бытия, оставляя читателя наедине с опустошенной прагматикой.


ГЛАВНАЯ | 1 ТОМ | 2 ТОМ| 3 ТОМ | СОРОКОУСТ | ВСЯЧИНА| ВИДЕО
Copyright © Антология современной уральской поэзии

 

 

 

 

 

 

 

ыков