2
         
сальников рыжий кондрашов дозморов бурашников дрожащих кадикова
казарин аргутина исаченко киселева колобянин никулина нохрин
решетов санников туренко ягодинцева застырец тягунов ильенков

АНТОЛОГИЯ

СОВРЕМЕННОЙ УРАЛЬСКОЙ ПОЭЗИИ
 
3 ТОМ (2004-2011 гг.)
    ИЗДАТЕЛЬСТВО «Десять тысяч слов»  
  ЧЕЛЯБИНСК, 2011 г.  
     
   
   
         
   
   
 

ВЛАД СЕМЕНЦУЛ

 

* * *
Не грызи собака гусли
За столом плетут венки
Коромысла гнутся в ясли
Ребятишки – тесаки
Не кричи ворона светом
У избы кривой подол
Открывайся в рот рассветом
От золы земля, я зол.

Два «Ы»

Дети маленькое зло
С козьими глазами
Зубы точат о весло
Лица козырями
По казармам сахарят
Животы с носами,
Дети маленьких ребят
Кормят волосами
Подрезая небосвод
Кучерявым пальцем
Дети руки рвут в живот
Загибая пальцы
Между первым и вторым
Маленький ребёнок
Волосами режет дым
Пальцами картона
На козырный вид лица
Дети – пехотинцы
Мама ляжет на отца
Помни Выхватинцы.

* * *
На лунах звёзды каравана,
На горизонте меч – мечеть,
А в криках эха «сана» «сана»
Лицом в песок и только лечь.
Аллах, Аллах – орёт верблюд.
Я на коленях у Аллаха,
Шамир Арат эль ахлууд.
Побойся Бога ради страха.

* * *
В бумажных коробах огни
Картона высохшие лица,
А облака плывут одни
Над головой веретеницей
И звук брожёного стекла
Песком осколки сахарида
В геометричные тела
Была зашита шерстью рыба
На чёрно-белый шахматный матрац
На сорок семь набатов – мотылёк.

* * *
Вчера пропали дети
Без извести, без имени
Куда-то вдруг исчезли
На площади под инеем
Трамваи плыли медленно
Постукивая пальцами
На улице, на Ленина
Исчезли дети зайцами
А улицы, зелёные,
Полынью наслаждаются,
А детушки копчёные
В могилах улыбаются.

Киякисель лимба – нумба нуц

Белые снежинки, капельки дождя
Сердце из пружинки, ключик из гвоздя
Серые сугробы, свет ослеп в глаза
Супом из амёбы, ложкой из гвоздя
Небо одуванчик, песня пароход
Девочка и мальчик лазали в живот
Белые снежинки, белые как снег
Песенка пружинки убивала всех.

* * *
Гильотина пьёт коктейли из стакана, он гранёный
А Аврора режет брови всем бесплатно, всем за здрасьте
За рекой живёт кореец и плетёт корзины, кстати
Он знаком с одной старухой, а старуха знает русский
Некультурно габаритный
И поэтому поэты бьют старухе прямо в челюсть,
Чтоб старуха знала место, место челюсти в стакане
Не в гранёном, а стеклянном
Гильотина пахнет мылом и блестит на солнце каплей
А Аврора тоже хочет, быть с корейцем, пахнуть мылом,
Пить коктейли и ваще забыть Россию, поезда, берёзы, реки
Миллионов двадцать человек на человеке
Плюс один товарищ в кепке. У Авроры сердце в центре.

Луцер

Я телом вмялся в потолок
Изображая зимний зонтик
У занавески я прилёг
Вот в этом месте, осторожней
Сдвигая стол к столу, и стул
По центру комнаты картины
Я всё продумал, всех надул
Воздушным шаром гильотины
А женщина была права,
Что в левом сердце пахнет сеном
Столы и стул, одни слова
Казак и шашка рубят первым
И справа, слева и сплеча
Зонты зимой одни ромашки
В брюхатых пашнях саранча
Не кровью брызжет, манной кашкой
Лопата, ложка, виноград
Без канареек нет хоралов
Я впился телом в автомат,
Чтоб сено хлебом не казалось
И пахнет вечером зерно
Пустое вымя молочая
И замолчать, и всё ровно
Вминаясь медленно вминая
Луцер.

* * *
Что ты девочка, что ты милая
Хочешь в почки? хочешь вилами?
Хочешь тапочки? хочешь белые?
Я куплю тебе вишни спелые
И в лицо тебе кину косточки
И к ногам твоим плюну мякишем
А зерном сырым буду пачкаться
Умываться им в воскресение
И глаза мои будут зёрнами
Зарастать в слова змееволосы,
Я куплю тебе платье чёрное
Будешь вороном одноголосным

И во мне взойдут корни травами
И меня склюют птицы клювами,
Что ты девочка, что ты милая
Хочешь в сердце? Хочешь, выломи.

* * *
Два водолаза целуются,
пускают пузыри на поверхность.
На поверхности, в лодке,
Мать водолазов волнуется,
Вырезая ножом небо –
На кусочки, на мелкие, ровные части,
Огибая глазами мор(е),
Один, два, три кусочка – это счастье,
Когда сыновей дво(е).

* * *
Девочка – дура, карандаш и бумага
Слезла со стула на пол рейхстага
Ей одиноко, она одинока
В белой бумаге повёрнутых окон
По коридорам ходит и воет
Флаги и нимбы над головою
Девочка пишет на стенах руками
Больше не дышит пол под ногами
Толстые стены пачкают руки
Девочка плачет, плачет от скуки
Девочка плачет, но не рыдает
Белое платье ветер съедает.

Монолог мамы

Не кричи мой сын и не пей один.
Среди всех скотин ты скотины сын.
Твой топор бревно, петушиный глаз.
Пей из рук зерно и медовый спас.
Видишь, я молюсь по утрам рукой.
Вей в руках петлю. Шею с головой.
Не кричи на кур, куры спят в саду.
После перекур, после я уйду.

Вирша

По люлькам ляльки, по лялькам дядьки
По дядькам дьячки, по дьячкам течки
По течкам речки, по речкам порчи
В город змеинов в ильином месте
В чердак цирконий, Мома надраться
Кому по горстям, кому по корни,
Кому забрало люлей от лялек
По люлькам жало жених и дядек
Жеманной жоний на жонке жерло
Херит хорони соромном доме
На связках совий сойтись солея
Содрать и брови, драгист козлеет.

На-тюр-морт

Мне позвонил.
И что?
У кузницы мы покупали мел.
На перекрёстках собирали соль
Хотел на хлеб.
И что?
Мне позвонил.
В больнице боль. Была больна
Цветы царапали потевшее окно
И что?
Где кучер пьян, пьяна, пьяна.
У фонарей фольга шипела
Я ожидал и ожидал, я ожидал.
И что?
Мне позвонил.
Мне позвонил.
Звонок звенел, звенел звонок
Стал заикаться. Утро где?
И что? И что? И что?
По кругу образы. Трамваи.
На листьях жёлтый цвет болезни.
Лицом в окно. Навстречу небу.
Навстречу мне, встречал руками.
Какой красивый мячик в луже.
Стучит в стене. Купили гвозди
Я ожидал, но время в луже,
Но время в лужу, время завтра.

* * *
Голубиной стаи пальцы
Целовала кошка Муся
Мустафа плевал на ягель
Лось корова, но без вымя
На портрете моё имя

Мустафа писал картины
Рисовал ребро укропом
Кисть из шерсти мокрой псины
У старухи сиськи боком

Мустафа писал помадой
Выл на вымя, будь то Пётр
От прохлады сладкой ваты
Мустафа кривлялся мёртвый
Мустафа кривлялся Пётром
Подоконникам и мёртвым.

ЮК

Я пишу тебе письмо почерком куриным
Из окна в моё окно тянет нафталином
За окном плывут дома рассекая воду
Ты лежишь на дне окна головою к Богу
Я пишу тебе письмо жидкими словами
Ты лежишь твоё окно в серебристой раме
А мне нечего сказать я сижу на стуле
У окна стоит кровать, мы с тобой уснули.

Эпигон

Двум маленьким пони
Тесно было в общем вагоне
Поэтому пони шары надували
Свои голоса в шары надували
Пускали из окон воздушные капли
С прокуренных окон не падали капли
А поезд стучал по паркету ногами
А я часто пил и думал о маме

Первое

Я несу тебе дитя
Спящее в корзинке
Хлеб надкусывать нельзя
Ешь по половинке
Мой ребёнок спит в тепле
Презирая Бога
Я несу его тебе
Через дом к порогу
Он уснул ещё зимой
В деревянном доме
Помнишь, ведь ребёнок твой
Я об этом помню ТОЧКА

Дети грудного молока

Из маминого соска течёт молоко
Тонкой струёй на пол, где сижу я, открыв рот
Она сжимает тёплую грудь руками
Ты сидишь напротив меня и смотришь в потолок
Мы дети нашей мамы, мы дети грудного молока
Я опечален тем фактом, что за окном осень
Молока всё меньше, мама стареет, а ты молчишь
Давай сосчитаем, сколько морщин на её лице
И будем радоваться тому, что она ещё жива
А вечером будет играть музыка рейсовых автобусов
Мама будет кружить нас в танце её молодости
Мы дети нашей мамы, мы дети грудного молока

* * *
Ложка к обеду
ружьё к войне
я к тебе не приеду
ты не приедешь ко мне
жаль будет соседа
он задохнётся во сне
я к тебе не приеду
ты не приедешь ко мне
птицы сбивают ракету
перья клею к спине
я к тебе не приеду
ты не приедешь ко мне
вечером каждую среду
я пишу на стене
«Ты ко мне не приедешь
я не приеду к тебе»

 

 

Семенцул Владислав Викторович родился в 1984 г. в городе Рыбница Молдавской ССР. Детство и юность провёл на севере, в таёжном городе Нижневартовске ХМАО. В 2002 г. переехал в Екатеринбург. Учился в Академии искусств и художественных ремесел им. Демидова на режиссера игрового кино и в Гуманитарном Университете на факультете теле-радио журналистики. Участник независимого клуба «ЛебядкинЪ». Публиковался в журналах «Урал», «Урал-Транзит», «Новая Реальность», на Евразийском журнальном портале «Мегалит». Живёт в Екатеринбурге.


Аркадий Бурштейн (Цоран, Израиль) о стихах В.Семенцула:

Поэзия Владислава Семенцула имеет глубокие корни в русской поэтической традиции.
Предшественники его просматриваются легко – это поэты экспериментаторы первой трети 20 в., футуристы, обериуты и подхватившие их дело апологеты поэзии абсурда. В уральской поэзии – это прежде всего любимый и ценимый мною Сандро Мокша.
Всех этих поэтов – и Семенцула – объединяет то, что, сочиняя в общем смешные, алогичные строки, они умели маскировать за ними трагическое ощущение, причём трагизм незримо проглядывал сквозь смешную маску, что и вызывало то напряжение, которое и было сутью очарования их поэзии.
В своё время, глубоко погрузившись в поэзию Мокши, я был просто поражен этим контрастом. Не думал, что когда-нибудь встречусь с чем-то подобным у кого-нибудь ещё. Однако, вчитываясь в Семенцула мне довелось пережить похожее чувство, хотя строит стихотворение Семенцул, конечно же, совсем иначе, при этом не хуже Мокши используя все скрытые уровни смысла, вплоть до тех, которые скрыты в графических формах очертания букв.
Я намеренно выбрал для мини разбора маленькое стихотворение, где использованы некие образы, встречающиеся у Сандро Мокши (с другим наполнением, разумеется), чтобы подчеркнуть преемственность и традицию, в которой работает Семенцул. Итак, текст Семенцула:
Не грызи собака гусли
За столом плетут венки
Коромысла гнутся в ясли
Ребятишки – тесаки
Не кричи ворона светом
У избы кривой подол
Открывайся в рот рассветом
От золы земля, я зол
Не грызи собака гусли: когда что-то грызут – в прогрызенном образуются дыры, то есть более-менее округленные отверстия. Обратим внимание, что гусли отставлены в сторону. Иначе б собака до них не добралась.
За столом плетут венки: венки, как известно, имеют округлую форму. Стол, вокруг которого их плетут – скорее всего тоже округл, и сидящие образуют правильное или неправильное кольцо (окружность) вокруг стола.
Во всех описанных окружностях мы имеем дело с кривыми линиями.
Коромысла гнутся в ясли: коромысла как известно тоже изогнуты, имеют кривую форму, да еще и гнутся – делаются еще кривее.
Ребятишки – тесаки: ребятишки – порождены прямой ассоциацией и выскочили из слова «ясли», то есть из того, во что согнулась кривая линия коромысел – из окружности, из дыры.
Тесаки – это то, чем дыры проделывают, они порождены инверсионной симметрией и в этом смысле тоже, несомненно, выскочили из той же дыры.
Не кричи, вОрОна, светОм: тут я позволю себе обратить внимание на количество букв О в строке и на форму буквы О, которая собственно является изображением разверстой дыры. В качестве дополнительной «блошки», замечу, что ворона переводится на греческий словом КОРОНА, которая как известно округла. Что касается связи слов ВОРОНА и СВЕТ – то здесь мы сталкиваемся снова с ярко выраженной инверсионной симметрией, ибо ворона черна, как ночная тьма.
У избы кривой подол: прежде всего, отметим, что в тексте всплыло слово кривой, которое мы давно уже выделили, как базовую деталь семантической конструкции.
Я считаю, что ведущим образом в этой строке является кривой подол – ибо образ сей привязан ко всем предыдущим строкам повтором кривой линии и тем, что подол платья образует окружность.
Не люблю навязывать читателю свои ассоциации, но для меня интуитивно несомненно, что эта строчка и последующая осознанно или нет – связаны со строками Мандельштама.
Есть у него строки «Я с дымящей лучиной вхожу к шестипалой неправде в избу...»
Синоним неправды – кривда.
Изба в моей модели возникает как ассоциация через кривой–кривда–неправда.
Открывайся в рОт рассветОм: свет мы уже видели в тексте. Опять обратим внимание на количество букв О и на то, что открытый рот графически есть рисунок буквы О. В нашем случае же это ещё и метафора дыры, зияние в строчке, что особенно становится заметно в последней строке разбираемого стихотворения: От зОлы земля, я зОл.
На самом деле, эту строку просто разрывают пучки смыслов. Земля состоит из золы, порождена распадом. Автор, осознающий это, зол на себя, на мир, но – и осознает, что и его природа – зола, он – состоит из зол, и цена его ярости – зола. И эти дыры, раздирающие ткань строки, и рот – дыра, готовая поглотить рассвет...
В моей модели она ассоциируется с другой строкой Мандельштама: «А день сгорел, как белая страница// Немного дыма и немного пепла». И эта мандельштамовская ассоциация легко и органично вплетается в сложную и противоречивую семантическую вязь, которую мы отследили сейчас вместе.
Оглядим же напоследок текст. Плетутся венки, гусли отставлены в сторону. Что это – к свадьбе или к похоронам? Ясли, ребятишки и свет – вроде бы должны говорить о рождении, о празднике. Но текст начинается с описания разрушения музыкального инструмента, да и ворон – все ж таки птица ночи, смерти. И ассоциация у меня возникла со строчками Мандельштама, где явно говорится о смерти, утрате. Отчего это? И что же ассоциируется с дырой? Могила? Или все-таки детородное отверстие?
То напряжение, которое возникает у читающего этот текст – возникает потому, что в этом тексте дыра амбивалентна, она и то и то, природа её сродни природе Шивы, создающего и разрушающего миры.Это эсхатологическое ощущение и скрывается за абсурдистскими стихами, которые наполнены вроде бы случайными образами. На самом деле ни одного случайного образа в стихах нет, все образы в них связаны жесткой логикой, пронизаны семантическими связями, которые просто не видны с первого взгляда, но которые мы попытались увидеть вместе в разобранном маленьком стихотворении. Такова в моей модели природа вдохновения Владислава Семенцула.


ГЛАВНАЯ | 1 ТОМ | 2 ТОМ| 3 ТОМ | СОРОКОУСТ | ВСЯЧИНА| ВИДЕО
Copyright © Антология современной уральской поэзии

 

 

 

 

 

 

 

ыков