ГЕОРГИЙ ЗВЕЗДИН
* * *
Когда плохи дела звони маме
У мамы лицо луны
Лицо картофелины
Лицо Евы
Уходя она оставит моей жене
Вместо скипетра и державы
Три цветных пера и решето
Когда плохи дела звони маме
Мама говорит дятлом
Говорит водопроводной водой
Целует женщиной
Мои друзья в расцвете лет
Боятся червей-работяг
В списке услуг ритуальных контор
Интересуются кремацией
Плохи дела – звоню маме
И когда сотни и тысячи людей
С улиц и площадей
Начали скандировать
«Абонент недоступен»
Веря
Что ты услышишь меня
Я заиграл:
– МА-МА
Дай расцелую твою лысеющую голову
Лохмотьями губ моих в пятнах чужих позолот
Дымом волос над пожарами глаз из олова
Дай обовью я впалые груди болот.
ДЖАЗИ
Девочка девочка
«зелёные глаза»
нашли твою квартиру
Смоченной пылью
пахнут ступени
Странствует пух
Оштукатуренный колодец
гулко вторит
голосам родных на улице
Пасутся голуби
Я. Нет он. Нет я
в руке с порнографическим журналом
поднимался на этаж. О!
Зачеркни меня. Нет!
Научи меня
Как разрешить здесь то чем связан
Чтоб разрешил
На небе
узы
сын
мой. Скрипят качели
125 лет было Саре когда она умерла
Дайте мне место для гроба в собственность
Я расплачусь
Ивовым серебром
Смерть – зелёные глаза
глядится в близких и знакомых
ей хочется чихнуть
Мотор чихает
«Начинается дождь францисканский
без ветров без ненастья
Только ты
Настоящий»
* * *
Ты слышал о
большевиках-носителях
внеземного разума?
Которые исчезли как Обры
О которых теперь либо
возвышенным слогом Зины Гиппиус
либо
никак
Я
исследую вопрос:
брали ли они в жёны дочерей земли?
Как они выглядели?
Судя
по иконам новомучеников
все –
в остроконечных шлемах с пятиконечной звездой
Вообрази
в семейном альбоме
я нашёл фото
моего молодого деда
в таком же вот
шлеме
Как это обьяснить?
Я полагаю: мода
массовый гипноз
И всё же:
брали ли они в жёны дочерей земли?
Подобно сынам божиим.
* * *
Великого дня
цветения забытых могил
сделай меня достойным
Пластикового стакана
наполненного послеполуденным дождём
Не проноси мимо.
– Я отправляюсь в путешествие!
Глядя на барак –
памятник деревянного зодчества
зародыш «Готопредестенации» в ещё хаотичном такелаже
верёвок и простынь. Глядя на...
в синих прожилках икры ярославн и глебовн
уже-матросов
вперёдсмотрящих с мокрых
в рваном рубероиде забрал.
Я буду путешествовать
покуда не услышу
откуда-то снаружи:
«Эй
где живет ёж?»
Великих скорбных дней народа моего
сделай меня достойным.
Горьких человеческих сокровищ
дай мне в наследство
Пластикового стакана
наполненного послеполуденным дождём
Не проноси мимо
Баллада тарьинской сопки
«Позднее мужание – вот причина причин
весомее моей мошонки» –
с этим он очнулся на забытом кладбище
и услышал как тишина говорит его сердцу:
«Тонки её запястья
легки её одежды
Вот идёт женщина-подранок
и раскинулось море широко»
блажен чья жизнь попала в полосу дождя
трижды блажен тот кто не вышел из него живым
Блажен заслонивший собою друга
трижды блажен потерявший друга в бою:
во все его дни с ним пребывает неувядающий цветок грусти
цвета срезанной волны
Тонки её запястья
легки её одежды
Вот идёт женщина-подранок
и раскинулось море широко
В одиннадцать часов
она пришла туда
где будто луна сквозь ветви бледнело его чело
Он пел ей список барж идущих на мыс Лопатка
и забытое кладбище с курильским десантом
держало равнение на её колени
Тонки её запястья
легки её одежды
Вот идёт женщина-подранок
и раскинулось море широко
У подножия Тарьинской сопки
в высохшем русле ручья
я видел медное кольцо уходящее в землю
И когда мы держались за него
мёртвые молчали нами
и прикасались нами
и благословляли нас
Тонки её запястья
легки её одежды
Вот идёт женщина подранок
и раскинулось море широко.
* * *
Не разбираюсь в винах
но предпочитаю твоё
выдержанное в бутылочных икрах
разглядывать на свет
в дымчатый капрон...
Сегодня пьян с утра
потому что давно хотелось
и ты оставив меня побрела
дюнами в ванную комнату ты...
А в небе над нами мерцали
знаки железнодорожного зодиака
и среди прочих
созвездие
вымерших селений
Кизеловского бассейна.
* * *
Ну и что что ты красива?
А я представь ноги продеваю в ночную темноту
подпоясываюсь телефонным проводом
Проиграв тяну зубами колышек
вытягиваю земную ось
Сдвинув на лоб медную кепку
чешу затылок над приводом.
Нет
никого
слабей
меня
но я преодолел косноязычье
моих младших братьев испещривших
городские стены уведомленьями
что ты шалава.
Изумлённое волчье лицо
воздев к небесам
Растянув
баяна меха
Из глаз их исторг
молодильные яблоки.
* * *
А песни роятся
в львиных трупах
Из рваных ноздрей
из разбитых улыбок
выплывают...
Волжскими плотами с висельниками
качаются...
Пароходиками Владивосток-Магадан
на волнах кровавого поноса.
Смерть выпила лишнего и
подобрав юбки влезла на стол
Войдёт поэт
и галантным обращением смутит её
Опустив ресницы она слушает
и я слушаю и плачу
от этой музыки ботинок о свежие доски
на которых выступил мёд.
ЧЁрная Гофманша
Твоё уродство – только шторы.
Вот подойди, раздёрну – вспыхнет
Рассолом лунной наготы январский наст,
И по следам сорочьим пастораль
органные артерии озвучат...
«Когда б все мужики дрались, как я» –
ты после, одеваясь, говорила
и гвоздиком на мне царапала побывку,
Я кровь промакивал листом тетрадным,
смеясь, его из рук ты вырывала
и говорила: «Это парус мой,
мой флаг...»
ЗНАК ТОЖДЕСТВА
Тут недавно
шестикрылый серафим
явился мне на перепутье спрашивает
«ты кто
по жизни»
– я – говорю –
по смерти
Он: «чё?»
я говорю – ну
хорошо
всё
по порядку:
по жизни
лох и пидоr...
по смерти великий поэт.