НИНА ЯГОДИНЦЕВА
Ягодинцева Нина Александровна родилась в 1962 в Магнитогорске, публиковалась в журналах «Урал», «Литературная учеба», коллективных сборниках, автор поэтического сборника «Перед небом» («Форум-издат», Челябинск, 1992), живёт в Челябинске.
* * *
Нам, переменчивым, как пламя,
Как свет, горящий вдалеке,
Нам трудно говорить с богами
На скудном нашем языке.
Но наступает как проклятье
Необратимый тайный час,
Когда учителя и братья
Уже не понимают нас…
* * *
Воспоминаю я, печалясь,
Воспоминаю я одно:
Как долго бабочка стучалась
В ночное чёрное окно.
А мы стобой беспечно плыли
Среди неведомых светил,
И тонкий полог звездной пыли
Тела нагие холодил.
А мы не разнимали руки,
Не отводили жадных глаз:
Безумье завтрашней разлики
Волною захлестнуло нас.
Не потому ли мне осталась
Лишь память выше всяких сил,
Как серебристо осыпалась
Пыльца с её тяжёлых крыл.
* * *
Откройте небо предо мною,
Налейте сладкого вина -
Своей бедою и виною
Уж я пресытилась до дна.
Как долго я была свободной!
Но где-то на пиру чужом
Ко мне с улыбкою холодной
Безумный ангел подошёл.
Он говорил со мной бессвязно -
Я ничего не поняла,
И тень его крестообразно
Раскрыла тёмные крыла.
Он вышел в ночь и хлопнул дверью.
Умолкли гости за столом,
Взлетели огненные перья
За чёрным каменным стеклом.
И, осенясь крестом Христовым,
Я вдруг увидела в огне,
Что он стоит перед Престолом
И спорит с Богом обо мне.
* * *
Унылая работа штопать
Под лампою по вечерам
И слушать затаённый шёпот
Из растворённых рам,
Но и украдкой даже
Не поднимать свой взгляд
В весенний, золотистый, влажный,
В тенях скользящий - сад.
Да, я живу темно и скупо,
О хлебе плачу и молюсь,
Но этот сад весенний - губы
Уж вытвердели наизусть.
Когда часы ударят полночь,
Он, собеседник тайный мой,
Вдруг сновидения наполнит
Душистой сумрачной волной
И с шумной золотистой пеной
В холодных искорках огня
В чужой, неведомой Вселенной
На берег выплеснет меня…
* * *
Привыкай к земным чертам,
К зеркалам иди с улыбкой -
Тенью ль проскользнуло зыбкой
То, что остаётся там?
Послечувствие вины
И минувшего страданья
Размывает очертанья,
Но глаза озарены.
Ты красавицы? - о, нет!
Ты счастливая? - да полно!
Просто к зеркалу невольно
Привыкаешь столько лет:
Каждый раз - не узнавать,
Каждый раз смотреть украдкой:
Как для этой жизни краткой
Тот пейзаж нарисовать?
* * *
Ты слышишь - петухи кричат
На всю святую Русь!
Когда нас будут разлучать,
Я земно поклонюсь.
Кого спасать, кого судить -
Пускай они решат.
Когда я буду уходить,
Я оглянусь назад.
Нельзя былое проклинать
И предавать огню.
Когда я буду вспоминать,
Я сердце заслоню.
* * *
Встанет солнце, скалы плавя,
И станет смертью сень крыла,
И те, кто вглядывался в пламя,
Возненовидят зеркала
За чёрный след шального камня,
За свет - холодный, жестяной.
За то, что тени Зазеркалья -
Всего лишь тени за спиной.
* * *
Мы не умерли и не смирились,
Но взгляни на далёкий закат:
В синем дыме цветёт амариллис -
Это гибнет оставленный град.
Закоптились небесные своды
До глубокой ночной черноты.
В тайнои городе нашей свободы
Догорают дома и мосты.
Нам не слышно, как мечутся крики
От огня до небесной реки.
Там горят наши мёртвые книги,
Наши дерзкие черновики.
* * *
Только вытянув ладонь
В пустоту, где всё безлико,
Вдруг почувствуешь огонь,
Ожигающий до крика.
Только глядя в вечный мрак,
Где и звёзд холодных нету,
Можешь сделать первый шаг
К ослепительному свету.
* * *
И ты, выходя из дома,
Опомнись и оглянись:
Как небо вокруг бездонно,
Как холодно дышит высь!
Февраль догорел, Весна ли
Маячит тебе вдали?
Скажи мне, мы разве знали,
Какие мосты сожгли?
Теперь разойдутся хляби
Российских гнилых болот,
В мечтах о насущном хлебе
Пройдёт драгоценный год,
Наступит священный возраст,
И надобно выбирать:
В траве или в синих звёздах
Желаннее умирать.
* * *
На три стороны помолясь,
На четвёртую обернусь:
Не ходи, синеглазый князь,
На мою золотую Русь.
Дети малые крепко спят,
Бабы Господу бьют челом.
Брошу наземь узорный плат,
Спрячу волосы под шелом.
По Калинову по мосту
Бьют копыта в сухой настил.
А сказала я Господу,
Чтобы Он мне грехи простил
И за брата, и за отца -
Где теперь и отец, и брат? -
И за узенький след кольца,
И за брошенный наземь плат.
Жирно чавкает злая грязь -
Не вином напоили Русь.
На три стороны помолясь,
На четвёртую - обернусь.
* * *
Хорошо в твоих садах -
Радостно и одиноко.
Нынче день Ильи-пророка -
Грозовой весёлый страх.
На дорогу бьют, как в щит,
Капли редкие, не целясь.
Оплывает нежный шелест,
И жара уже горчит.
Первый взгляд из-под бровей
Полон неба, но неярок,
И передник полон яблок,
И последнее - в траве…
* * *
Во тьме случайного ночлега
В глухом предчувствии беды
Душа у Бога просит снега,
Чтоб он засыпал все следы.
Я прислонюсь к холодной раме:
Как хорошо, что есть приют!
А там, за ветхими дверями,
Слепые ангелы поют.
Огонь в печи воздел ладони
И замирает, трепеща,
И на серебряной иконе
Подхвачен ветром край плаща,
И длится, длится тайный праздник,
Душа пирует налегке,
И лишь свеча всё время гаснет
На неподвижном сквозняке.
* * *
Маме
Когда земля начнёт свой новый круг,
Мы будем три сестры:
Анастасия, Антонина, Нина.
Мы будем жить в большой глухой избе
Над быстрою холодною рекой.
С утра до вечера над пяльцами склонясь,
Мы будем вышивать:
Клубнику - алым,
Зелёным - листья,
Белым - лепестки.
Вечерний дух нахлынет от реки -
Мы сказки страшные припомним:
То злую ворожейку Паучиху,
То гиблый омут,
То глухой сосняк,
где под зелёным холмиком земли
Давным-давно бродяга похоронен…
Приданое лежит по сундукам:
Вот скатерть с белым выбитым узором,
Вот покрывало на постель,
Подзор,
Салфетки с петухами и цветами,
Шуршащие сатиновые платья,
Холодные шелковые платки…
Вечерним духом тянет от реки.
Но кто-то едет!
Нет, всё тихо-тихо.
И всходит на крыльцо,
И дверь скрипит…
Всё кончилось.
А дом над узкой речкой
Обвалится,
травою зарастёт
И в половодье на глухой заре
Сползёт с обрыва в воду.
* * *
Приговорённого молчать
Закапывают без креста,
И канцелярская печать
Сжигает мёртвые уста.
И кровью склеенный песок
Закроет свет над головой,
И слышен будет скрип сапог:
Уходит к городу конвой.
Восстанет гневная печаль
Над краем мёртвого труда,
Где канцелярская печать
Превыше Страшного Суда.
Но ты пред Богом и Отцом
Своей печали просишь вновь:
Родиться радостным певцом
И жить рабом среди рабов.
В небытие, проклятье, ад -
Ты будешь с ними до конца,
И молодой небесный сад
Не вспомнит твоего лица.
* * *
Мне снилось, что меня судили.
Все были в масках, за столом,
По залу сквозняки бродили,
Студили воздух над челом.
И, цепенея от озноба,
Я тихо говорила: да,
Виновна. Да, виновны оба,
Но не для вашего суда.
Судите - нечего бояться.
Вы не посмеете понять,
Как можно лгать, и ложью клясться,
И страшной клятве изменять.
* * *
Закрой глаза и верь своим глазам,
Блуждая в складках пыльного эфира:
На чёрных тропах сумрачного мира
Мы пошлину не платим небесам.
Что там гремит, как театральный гром,
За этой узкой левою кулисой?
Нет мрачных бездн и просветлённых высей,
Весь воздух - меж бумагой и пером.
Не хронотоп на семь десяток лет -
Длина строки от скрепки и до края.
Тысячекратно путь свой повторяя,
Не признавайся в том, что ты - поэт:
Не утолят ни молоко, ни мёд
На чёрных тропах сумрачного мира!
Открой глаза - и полотно эфира
Направо и налево поплывёт.
