ДМИТРИЙ КОНДРАШОВ
Кондрашов Дмитрий Леонидович родился в 1963 в Челябинске, публиковался в журнале «Юность», альманахах «Истоки», «Каменный пояс», проживает в Челябинске.
* * *
Я заперт в Вавилонской - из слоновой -
ключ брошен в ключ.
От улицы взволнованной/зловонной
я не бегу, но луч-
шей мне тюрьмы не выдумать, чем эта
окаменевшая свеча.
И что же, в самом деле песня спета?
И чья?
* * *
Вокзалы переполнены. Людской
поток не тут, ни там не ограничен.
Я думаю (не я один такой):
«Как хорошо на этом свете нищим!»
«Носильщики у Вас не примут кладь:
Вы едете туда, где - Благодать!»
Таможенники вымерли давно,
а, может быть, сидят в других конторах.
Проводники играют в домино:
и ты, Харон, и ты, любезный Норах.
«Да так и вечность можно скоротать!
Что может статься, если - Благодать?»
Лишь бабочка, летящая на свет,
не выбирает: этот ли не этот?
Живу, как жил, сводя себя на нет.
Что тоже, разумеется, не метод.
“Ни тут, ни там - нигде не Благодать.
Ах, некому и жалобу подать!..”
Я думаю (надеюсь, что неправ),
что человек лишён последних прав,
что люди, в большинстве своём, - рабы
среды, секунды, собственной судьбы,
хоть уверяют, что живут свободно.
Ступай себе, мгновенье, ты бесплодно.
ТАВТОЛОГИЯ
“Паскаль ошибался, называя человека
мыслящим тростником; человек - это
мыслящая опечатка.»
Машаду де Ассиз
Бес(Грамматической Ошибке):
- Я русской речи не люблю!
Асс Пушкин
- Представь себе, я тоже не в восторге
от «Русской речи», но не на дыбы
же становиться! Давеча в «Вечёрке»
читал про перепития судьбы?
Я знал её. То трезвой, то тверёзой.
Не очень винной, кстати говоря.
Смотри-ка, разговариваю прозой,
да и дурной, что твой Журден. Не зря
(хоть и напрасно) в корень сей проблемы,
я не оставлю должного следа.
Не то беда, что все мы будем немы,
но мы - косноязычники, дада!
Обзаведусь словариком обсценным,
дабы нащупать речи естество:
моим стихам - не то что драгоценным
металлам - не настанет ни... чего
хорошего. Ты брезговать не вправе.
Тебе - что по лбу, то и по плечу.
«Твоё лицо - в Его...» (Простой.) «...оправе!» -
на «Мраморе» я пальцами черчу
для слишком прибедняющихся. Я же -
не Байрон-Блок-и-Бродский, я - другой.
Бессмысленно ловить меня на краже.
Я существую - и ни в зуб ногой,
как видно из бумаги. Не хватило
терпенья мне уже в черновике.
А так как могут кончиться чернила,
я - на своём, на птичьем языке —.
Не мне мечтать о маршальском (о!) жезле,
мои стихи не проживут (н)и дня.
Язык владеет мной не в совершенстве:
жаль времени, чтоб выучить меня.
* * *
Мы тонем; то ес-
ть мы идём ко дну;
точней, на дно. Ис-
тория страну
лишила состра-
дания. Весьма
всё было просто:
Дания - тюрьма;
плыла Офели-
я под птичий гам...
Её отпели,
а грядущий Гам-
(лет эдак через
двести, даже сто)
лет вообще рис-
кует, как Никто.
«...никто-никто не
даст нам избавле-
нья...» Мы утоне-
м, даже на земле.
Не всё ль равно, ку-
да и как нам плыть...
Мне, одиноку,
никогда не быть.
ЖИЗНЬ ВО ВРЕМЯ СМЕРТИ
Памяти Шакира Чаптыкова
Смерть приближается в виде экперта -
специалиста по трём дисциплинам,
в виде любителя баб, экстраверта
с неизбываемым запахом винным.
«Я договор не подписывал кровью!
Богу я душу отдам, а не чёрту,
в смысле - тебе!..» Не поводит и бровью,
как полагается «первому сорту».
Вот он вступил в разговор, не готовясь.
Как из него красноречие хлещет!
Он призывает в свидетели совесть,
честь, справедливость и прочие вещи.
... Я разорён в половине восьмого
В восемь я из дому вышел. Был сильный
мраз, вызывающий в памяти снова
этих речей холодок замогильный.
Я ничего не плачу тебе, Шейлок!
Плачу и вижу: в другом измереньи
я надеваю свой чёрствый ошейник
и становлюсь, так и быть, на колени.
* * *
Правитель не подпишет отреченья.
Оставь его: он вечно сам не свой.
Предпочитая гневу от-вращенье,
я знаю: это - против часовой -
но в том-то вся и прелесть. Бечевой
нас не связать: ни бурлаки, но волки.
Для нас играют флейты-одностволки,
и волкодав сегодня - Крысолов.
Доступная, как пение без слов,
никем не завоеванная с бою,
невинность озабочена собою,
что, вероятно, делает ей честь.
(Но ненадолго: часиков на шесть.)
Я - в поисках, чему бы предпочесть
моё существованье без Тебя, но
вещать об этом forte, то есть пьяно
я не могу: увы, что есть, то есть.
Не с теми я, кто вышел строить месть.
Точнее, планы мести, коим несть
числа - их, как и прежде, громадьё.
(Как правильно: адью или адьё?)
Заметил я, что с некоторых пор
мне в голову приходит всякий вздор,
как, например, вот этот разговор:
«Что делаю? Приобретаю опыт:
смирение разумнее, чем ропот».
«А я схожу с ума, но не сойду:
я не достоин музыки во льду.»
* * *
О Музыка! Собрат по тупику!
Ты, как всегда, не можешь без эмоций.
Тебе в ответ - моё «ку-ка-ре-ку!»,
что означает: «Безнадёжно, Моцарт.»
РАЗВИВАЯ А. ЕРЁМЕНКО
Присутствие моё тебе необходимо.
Ты - Цезарь. Я, эрзац, приветствую тебя.
Люблю тебя, грозу, когда проходишь мимо
в начале октября.
Приедешь, я скажу: «Чего уж проще? Царствуй.
Прими таким, как есть. Я - гусь, и я - хорош».
А вздумаешь карать, промолвлю: «Благодарствуй!
Ты - боль... Ну ты даёшь!»
И снова скальд сложить чужую песнь стремиться,
надеясь, что вот-вот придётся раз на раз.
«На свете счастья нет. Покой нам только снится.
А воля - не для нас.»
ЗНАТОК САНСКРИТА
Знаток санскрита бегает трусцой.
Себя он постоянно держит в форме.
Прекрасен силуэт его на фоне
фабричных зданий, тронутых росой.
…Вечерний совершая моцион,
он озирает прелести прогресса -
не суперстар, не бог, не чемпион,
что ежедневно подтверждает пресса.
Должно быть, в детстве бедный вундеркинд
был чересчур усидчив и проворен…
Какого чёрта вырос он таким -
безумец, неудачник, белый ворон!
Знаток санскрита - вечный холостяк.
Сие от окружающих не скрыто.
Что бренные утехи? Так, пустяк
в сравнении со знанием санскрита.
Знаток санскрита в собственном КБ
известен как общесивенник-зануда.
Мы полегли в неравной с ним борьбе,
но до сих пор надеемся на чудо.
…И всё-таки сосед - а не местком -
его из петли вытащит однажды,
мычащего от боли и от жажды
прикушенным… нет, мёртвым языком.
* * *
Он - поэт, даже если - о Муза! -
любит женщин, седлает коня...
Я - обуза тебе, я - обуза!
Ты в сердцах проклинаешь меня.
За беспечным твоим разговором
я-то слышу - таи не таи, -
что со временем скором с позором
удалюсь за пределы твои.
Он прославился смелой повадкой,
он рискует во имя твоё.
Жизнь окажется бурной и краткой,
он придумает смерть для неё.
Я не то чтобы жалуюсь, плачу.
Я играю в другую игру.
И живу, и погибну иначе.
Да и то не погибну - умру.
ОПРЕДЕЛЕНИЕ (1996)
Я, который цвет на цвет менял
не вполне откровенно;
я, встающий под «Национал»:
«На!..» - подобие члена
предложенья без спроса, слуга
обстоятельства мести;
я, чей рот - для острот, а нога -
для попрания чести;
я, испуганный раз навсегда,
признающийся в этом,
не готовый пропасть без следа
тра-та-та пируэтом;
я, что выжил, себя раздробя,
рассчитавшись по ротам,
златоустым считая себя,
а точней - желторотым;
я, на скудном житейском пайке
ставший книжным обжорой;
я, обжёгшийся на молоке;
я, который... Который
наблюдает, как брызжет струя,
то твоя, то чужая
(непонятного цвета); то я,
я свой меч обнажаю.
Вспоминая, как ножны нежны
по сравнению с шёлком,
я стою у Великой Стены,
отливающей жёлтым.
