КОНСТАНТИН РУБИНСКИЙ
* * * (2005)
Вот так заговоришься с Сашкой,
Толкнёшь прохожего невольно,
Он обернётся – трезвый, страшный:
«Что, сука, места мало, что ли?»
И вмиг от Фета и Бальмонта
Очнёшься – под реальным взглядом
Глазниц внимательных и плотных:
Забылся, где гуляешь, падаль?
Скользи вдоль бортика, по кромке,
Плюгавый пасынок культуры,
И Фетом ссы не больно громко,
Не то оближешь арматуру.
Тебя тут вытерпят, но если
Нечаянно добавишь звука,
Любой, любой укажет место
Твоё на этом пире, сука.
...Горят игривые рекламы,
Манят красивые витрины,
И он уходит – вечно правый
И мной уже почти любимый.
Спешащих пешеходов лица
Неоновым синеют светом.
Догнать бы надо, извиниться –
За Сашку, за себя, за Фета.
* * * (2007)
Не жажду, чтобы опустился нож
И полыхнуло пламенем чистилищным,
Но, право, не пойму: чего Ты ждёшь
С таким терпеньем, кротостью и силищей?
Какой сюжет ещё нам разыграть,
Кого начать взрывать или клонировать,
Какую рать в Чечне утрамбовать,
Какой инцест повальный распланировать,
Чтоб молвил Ты: «Ребята, полный бред!
Спасти театрик может только молния.
Кончаю постановку, гасим свет,
Финита вита, чаша переполнена».
Но вглядываясь в зала полутьму,
Где ложи табаком Твоим пропитаны,
Я думаю: Ты стерпишь и чуму,
И реалити-шоу с трансвеститами –
Последней каплей будут не они,
А сущая фиговина, наверное:
В сельпо старуху, скажем, обхамит
Кассирша под Сысертью или Плевною,
Та ей ответит, загудит галдёж –
До судорог привычная история, –
Но в этот миг Ты с тормозов сойдёшь
И овладеть собой не сможешь более:
Падёт огонь, взовьётся океан,
Восстанут мертвецы Твоим велением,
И – в общём, всё, что видел Иоанн,
Разверзнется в какое-то мгновение.
...Терпи века кровавые, пока
Последний дьякон не устал псалмы плести.
Тебе для гнева хватит пустяка,
А ужас Ты любой сумеешь вынести.
* * * (2009)
По лесопарковой зоне бродя кругами,
Не удержусь и выдохну полной грудью –
Что, мол, скулишь-то, будет тебе другая!
Сердце в ответ насмешливо замигает:
Будет другая, а этой уже не будет.
Долго скрывала свою нелюбовь ко мне ты.
Вот, дождались: титры ползут в финале
Мимо кафешки, где грызли шашлык дуэтом,
Мимо скамейки, где дожидались лета,
Мимо сугроба, где дурака валяли.
Ныне позорным дозором, один, неспешно
Тщусь обойти руины владений наших
И утешаюсь мыслью осточертевшей:
Будет другая, куда понежнее, нежность,
Будет другая, куда потеплее, тяжесть.
...Так ли когда-нибудь старичищей хворым
С жизнью прощаясь, подумаю неминуче:
«Что заскулил-то, другая поспеет скоро,
Как обещали пророки, куда покруче».
Но, потухающим оком окно пугая,
Где запоздавший снег скаты кровель студит,
К жизни прильну слезами, прижмусь губами,
Вспомнив: ну да, не замедлит придти другая,
Только такой уже никогда не будет.
МОНЕТА (2003)
Бог, подними меня
С пола-бычков-плевков.
Бог, обними меня
Плотной Своей рукой.
Спрятай совсем в горсти
Сбитый в ходу дукат.
Стисни, спаси, прости
И не бросай назад.
Вот же я, у пяты,
Рядышком, на виду –
Чтобы нагнулся Ты,
Повода не найду:
Стёрт, не бликую луч,
Цифра на мне мала...
Разве – брелком на ключ?
Или – сыграть в «орла»?
Разве – на дно пруда,
Старой примете вслед?
Разве – в размен, когда
Мелких для сдачи нет?
Или – гляди, жетон
Без толку в паз ушёл –
Может быть, таксофон
Примет мой кругляшок?
Я не умней других,
Выпавших из мошны.
Ты подбираешь их,
Значит, они нужны.
Значит, и кто облез.
Значит, и кто погас.
Страшно остаться здесь,
Если пройдёшь сейчас.
О, Ты и так богат –
Что Тебе медный грош?
Медлит Твоя нога –
Сжалишься или пнёшь?
С кафеля, не звеня,
К старой подошве жмусь.
Бог, обними меня.
Как-нибудь пригожусь.
* * * (2004)
«Положи этот камень на место...» Ю. Мориц
Море глотать не хочет один голыш.
Даже лизнуть – нет, думает, не лизну!
Море других полощет вовсю, но лишь
Он подвернётся – сворачивает волну.
Как ни старается сдвинуться он к воде,
Как до холодной кромки ни тянет бок,
Белая пена не жаждет им овладеть,
В чёрном песке своё хороня жабо.
Чем не сумел угодить Посейдону он,
Кто его проклял, чёрного, как кулак? –
Братьев его орошает солёный сон,
Этот же – сух и тяжек, горяч и наг.
...На берегу у самой воды стоишь,
Брызги, как поцелуи, ловя лицом.
Море глотать не хочет один голыш,
Ну, а тебе что за дело, в конце концов?
Нам ли в расклад этот тайный, пасьянс глухой
Лезть, исправляя порядок заветных дел?
Но, осторожно погладив голыш рукой,
Будто случайно сдвигаешь его к воде.
Может быть, план Вселенной сейчас задев,
Или нарушив движенье незримых сил,
Ты на себя навлекаешь священный гнев –
Ради того, чтобы камень дышал и пил.
* * * (2003)
О первую пору не страшно, не жалко.
Лишь только разбившись об эти пожитки,
О ходкие шутки, о шаткие валки,
О шалые волки, о шитые нитки,
Лишь с ходу наткнувшись на добрую свару,
Поймёшь, что не будет и нету поблажек,
Пастилок ванильных, постелек на шару,
Дарованных кладов, граммовой поклажи.
Когда разглядишь золотистые шрамы
На лицах чужих, где беда увядает,
И лбом остывающим в белую раму
Уткнёшься, за кем-то вослед наблюдая,
Надежду, как пепел летучий, зароешь,
Потерю как память внутри осознаешь, –
Тогда лишь чудовище это раскроешь
И тронешь его за отравленный клавиш.
* * * (2004)
Пока ты со мною рядом и наше объятье длится,
Мне снов не дадут отрадных, мне светлое не приснится.
Иное видеться будет – перроны, пустые хаты,
Закрытые двери, люди, не знающие – куда ты
И где ты... Пока мы вместе ночуем под пледом старым,
Я вздрагиваю от предвестья и вспыхиваю от кошмара,
Ты гладишь мой пот озябший, ты пахнешь травой и ситцем,
Ты сон забираешь страшный, целуя меня в ресницы.
Но, если в зените рая какой-нибудь жёрнов острый
Нас надвое разломает и сделает плоть сиротской,
То каждый, кровеня ночью в подушку тяжёлой дрёмой,
Увидит поодиночке счастливый пейзаж знакомый,
Где всякой приметы хватит уверовать в сон, как в правду,
Где так же теплы объятья, и настежь дверь на веранду,
Где смуглой твоей ключицы касаюсь не только взглядом,
Где полдень июльский чистый, и чай золотистый с мятой.
* * * (2005)
Мигает шхуна из залива
Огнём приметным.
Темно, и шарится олива
В ночи при ветре.
Желает вызнать ли у мрака
Свой путь для роста?
К морскому шуму ли, бедняга,
Ревнует просто?
Вдали, внизу, как неизбежной
Музыки завязь,
Картавит галькою прибрежной,
Со мглой срастаясь,
Чьему прохладному приливу
Не надо ветра.
Ах, как досадует олива
На лёгкость эту!..
В подагре узловатый корень
Сжимает глину.
Зачем Борею лист покорен,
Как господину?
Она теряет плод увялый
И тщетно снова
Пучину слушает провалом
Дупла немого.
...О, нас неравно оделяют –
Какое горе!
Сальери Моцарту внимает,
Олива – морю.
Непостижима ночь над ними,
Молчит веками...
А огонёк горит в заливе,
Смеясь, лукавя.
