2
         
сальников рыжий кондрашов дозморов бурашников дрожащих кадикова
казарин аргутина исаченко киселева колобянин никулина нохрин
решетов санников туренко ягодинцева застырец тягунов ильенков

АНТОЛОГИЯ

СОВРЕМЕННОЙ УРАЛЬСКОЙ ПОЭЗИИ
 
3 ТОМ (2004-2011 гг.)
    ИЗДАТЕЛЬСТВО «Десять тысяч слов»  
  ЧЕЛЯБИНСК, 2011 г.  
     
   
   
         
   
   
 

МАША КРОТОВА

 

* * * (2008)
поспевают чипсы дёргаются с хрустом
падают с деревьев гнутся как попало
положу на них большую книгу Пруста
сяду сверху выпью пива – это я устала
посмотрю налево посмотрю направо
веточки качают волны вентиляций
золотистых чипсов полная канава –
можно в них упасть и до утра валяться
это я устала на газон присела
ласково держала тёплые деревья
боязливо пела медленно косела
и во всём вот этом было что-то девье

* * *
Так можно не смотреть, когда не сами.
Когда весь день усиленно херово,
И вся поэзия таращится в перчатки
Такими дивными глазами
Какой-нибудь есенинской коровы,
А, может, Янисовой свиноматки.

Об этом – византийская эклога
Про птицетройку и про птицесвалку.
А фюрера у Корневой не жалко,
Как образ революции у Блока.

Поручик Лермонтов всплывает так красиво
Из Терека, весь пенистый, как пиво.
Рукастый дядька с красного плаката
В истерике срывается с гортани.

В его руке – большой колодец-рупор,
На голове его – эхолокатор,
В штанах – программа сорока восстаний.
Его за талию обхватывает ступор.

А у коровы падают глаза.
Литература, общая невеста,
Едва поставив органы на место,
Летит под хвост профессорского пса.

Бабочка

На крылышках – меридианы –
по снегу трещинки и швы,
глаза не то чтобы стеклянны,
они – мертвы.
По лапкам – крупка аллергии
на всякий купорос...
и взмахи крыльев сыплют пудрой
погибших папирос.
Без усиков, и без ноги, и
без головы,
зато тропинкой хитромудрой
пропёрли швы...
психологический состав –
уже ничё...
я шмякнусь, крылья распластав,
наколкой на твоё плечо.

* * *
Весна нарисовалась.
Ужели?
И сопельки, и слюни
в календаре осели
на апреле
и на июне.
В конце недели
висят, как сноски.
И трупик папироски,
оставшийся зимой, –
он мой.
Запитого стакана утробные края –
мои.
И сорванная пробка – моя.

* * *
Подметённая Нилом
пустыня лепёшкой
шлёпнулась мне под ноги.
Это Николай Ставрогин
с лукошком,
доверху набитым взрывчаткой,
с такой большой опечаткой
под глазом.
Берёт микрофон зубами
и смотрит мне в голову дрелью,
и в душу едет КамАЗом:
«Старайся, уродец, старайся!
Как я тебе говорил!
Это fiction. –
Фекалоидом плещется Нил –
это fucktion,
своего рода даже abstraction».
Он, похоже, забыл,
что у Нила душа нараспашку,
из китайского шёлка рубашка...
рукавами пустыню метёт.
А Ставрогин плывёт на байдарке,
ему жарко.
В шапке – деньги друзьям на подарки...
Идиот.
...и плывут в мутных водах какашки,
в каждой свой генетический код...

* * *
Меня уронила скамейка,
Меня растоптала земля,
Расплющила узкоколейка,
Трамвайным звонком веселя.

В меня влетел ветер из поля,
Мной вытерся тёплый газон,
Навстречу мне вылезли воля
И Публий Овидий Назон.

Отчаянно крепко и пылко
Из горла выпрыгивал альт:
Меня напоила бутылка,
Мне лёг на затылок асфальт.

* * *
это ж сколько нужно выпить, чтобы стать твоей любимой?
что за странная программа быть с тобой наедине...
я светла, осуществима,
я с картинкой на спине
по тебе скорее море распесочится на части,
чем я стану некрасива и снаружи и внутри,
я приказываю: квасьте!
только ты – смотри.

* * * (2008)
Бьётся Вика о перила,
вся в затычках-ежедневках,
как ей мама говорила,
вся засиженная в девках…

…в рыжих bляdsких крендельках…
с перегаром до получки…
и пожизненные сучки
носят Вику на руках.

Вика носится, стучится:
«Я – Базаров, bляdь, я – Чацкий, –
сядет тихо на перила, -
и чего я истерила…» –
и завоет по-хохлянски, как течкующая львица:

«Ой, вы, гуси, ой, вы, гады,
ой, берёзонька, зараза!
И чему ж вы были рады,
что ж не сразу!

Ой, тоска моя, кручина,
ой, спаси меня от белой…
отчего ж я не мужчина…
я б сумела».

* * * (2008)
Почти что наугад, почти что на лету,
подвешивая швы, оhуеvаю
и плавные половички плету
и через декольте их вешаю на сваю.

…а швы,
как правило, кривы,
и лишь перегородка носовая
мерещится между моими ВЫ.

Я, с каждым новым выдохом зевая,
в половичок закутываю шею…
и глажу половинчатую сваю…
…я скоро вырасту, и я похорошею.

ГАБИДУЛЛИН (2009)

Смотрел – смотрел Виталя
на шаткости трапеций.
Уже глаза устали
вертеться.

И плыли – плыли зебры,
и рёбра колыхались –
завёл в такие дебри
твой жанровый анализ…

Виталя, ах, Виталя!
Перед глазами юбки,
и к берегу пристали
бессовестные шлюпки.

* * *
Я не буду раздаваться по округе зычным матом,
я не буду понтоваться на мопеде поломатом,
я не буду безрассудно выдавать координаты.
Буду псиною приблудной, неумытой и лохматой.

Я пройдусь с торчащим ухом мимо вашего дурдома,
слепошарою старухой на верёвочке ведома,
помашу хвостом корявым, поведу опухшим носом.
Да. Вот так и не иначе. Буду дурой, буду пёсом.

 

 

Кротова Мария Олеговна родилась в 1987 г. Окончила Российский государственный педагогический университет по специальности «преподаватель русского языка и литературы». Работает в компании сотовой связи. Участвовала в фестивалях «Новый Транзит», «Глубина», «Ad Libitum», «ЛитератуРРентген». Живёт в Екатеринбурге.






Никита Васильев (Казань) о стихах Н.Косолаповой:

Стихи Марии Кротовой сначала могут ввести в недоумение. Их поэтика безошибочно отсылает читателя к тем временам, когда в достаточно значительном поэтическом сегменте задавал тон и диктовал моду московский клуб «Поэзия». Осознанная анахронистичность используемого поэтом набора приёмов предполагает необходимость именно таких риторических орудий для решения стоящих перед ним задач. Прежде всего необходимо понять, на какие вопросы Кротова не собирается отвечать. Это – столь значимая для авторов 1980-х годов гражданская проблематика. Кротову интересуют вещи более важные и фундаментальные, чем критика политической составляющей окружающей действительности. Социальное, разумеется, присутствует в её стихах, но оно проявляет себя прежде всего в акцентированно-романтической позиции говорящего. Лирический субъект у Кротовой, как правило, обречён на одиночество и маргинальность. Вместо чужих язв поэт с немалым умением растравляет язвы собственные. При этом судьба отверженного выбирается им добровольно. Вряд ли можно представить себе нечто более естественное для героини этих стихов, чем это свободное принятие стигматизированности. Выключенностью из общей социальной ткани вносится плата за появляющуюся в этом случае возможность выбора.
Манифестируется эта возможность не только в плане содержания, но и в плане выражения. Расхристанность лирического «я» находит соответствие в подчёркнутой небрежности письма. На лексическом уровне подобная свобода проявляется в макаронизмах, окказионализмах, столкновении разных лексических пластов; на грамматическом – в появлении аграмматизмов; на синтаксическом – в эллипсисах, инверсиях и анжабеманах; на графическом – в спорадическом использовании латиницы в добавление к кириллице. Такие бросающиеся в глаза (но всегда функциональные) приёмы соседствуют с подчеркнуто стандартизованными оборотами, что вызвано как демонстрацией разнообразия возможностей поэтической речи, так и работой автора по трансформации бытовых и литературных клише. Традиционность же просодии большинства текстов поэта вызвана как этим обращением к стереотипам, так и стремлением к проявляющемуся и в интонации определённому форсированию голоса.
Свобода не делает победу более возможной – Кротова аффектированно свидетельствует не только о силе поэтического слова, но и о его бессилии. Литературная традиция в её текстах часто предстает в обессмысленном виде школьного канона. Творчество современных же авторов смело ставится поэтом в один ряд с произведениями классиков, но и те, и другие способны только преумножить царящий в мире абсурд, но никак не уменьшить его. Впрочем, лирический субъект и не питает никаких иллюзий по поводу присущей словесности спасительной силы. Никаких привилегий занимаемое им место не предполагает.
Универсум у Кротовой подчиняется не до конца понятным, но довольно жутким и отталкивающим законам. К происходящему в мире лирическая героиня относится с достаточно последовательной иронией, позволяющей отстранить наблюдаемые события и сделать их более выносимыми. Но, несмотря на отстранение, брезгливость и общую романтичность позиции, поэт не может отказаться от взаимодействия с якобы низкой реальностью. Наряду с литературной традицией повседневность является основным элементам того оптического прибора, с помощью которого пишущий исследует действительность. Автор в курсе имманентных несовершенств составных частей данного аппарата, потому его отношение к ним амбивалентно. Любовь не отменяет отвращения, но и отвращение не отменяет любви.
Для поэтики Кротовой характерны многоуровневые образы, построенные на цепочке метонимических сдвигов (более простым случаем использования того же тропа являются частые метонимические перифразы). Монтаж переходящих друг в друга проекций разворачивающегося образа приводит к возникновению сложных метафор, аллегорически указывающих на те или иные движения души лирической героини. Соединение визуализируемых и не поддающихся визуализации элементов свидетельствует о не полной референтности знака. Знак может и не отсылать к какому-либо элементу действительного мира. Кротова использует опыт полистилистики (и прежде всего – Нины Искренко). Но у авторов поколения восьмидесятых годов такое построение тропа наглядно демонстрировало перетекающую друг в друга раздробленность мира, языка и субъекта. У Кротовой же мир и язык по-прежнему раздроблены и пропитаны враждой, но сознание субъекта становится несколько более единым, хотя цельность для него также недостижима. Развёрнутые метафоры, заключающие аллегорический смысл, показывают более устойчивое (хотя и открытое всем ветрам мироздания) лирическое «я». Автор не прошёл мимо разработанного русской поэзией за последнее время арсенала поэтических практик, связанных с позицией субъекта. Соединение пафоса и игрового начала, жертвенности и подчеркнутой необязательности гарантирует, что погружаться в пространство этих текстов захочется не один раз.


ГЛАВНАЯ | 1 ТОМ | 2 ТОМ| 3 ТОМ | СОРОКОУСТ | ВСЯЧИНА| ВИДЕО
Copyright © Антология современной уральской поэзии

 

 

 

 

 

 

 

ыков